Когда под ногами бездна (upd. перевод)

— Оккинг, твой поганый наемник наметил меня в качестве следующей жертвы! Так что я имею полное право знать подробности. Например, почему ты не прикажешь парню немного отдохнуть?

— Потому что он исчез. Когда принца убили, Джеймс Бонд словно растворился в воздухе. Я не знаю, где он и как войти с ним в контакт. Теперь он работает на самого себя.

— Или новый хозяин выдал ему другие инструкции.

Первый, о ком я подумал, был не Сейполт (что выглядело бы вполне логично), а Фридландер-Бей, и невольно содрогнулся. Теперь я понимал, что обманывался, рассуждая о том, что двигало Папой, когда он принял решение поучаствовать в расследовании — страх за собственную жизнь и похвальное желание защитить паству. Нет. Бей никогда ничего не делает так просто. Каждый его поступок имеет как бы двойное дно. Что, если он стоял за ужасными событиями последних месяцев? Подобную возможность больше нельзя отвергать…

Оккинг тоже напряженно размышлял. В глазах его то и дело мелькал страх, руки нервно вертели статуэтку.

— Богатырев не обычный чиновник из посольства. На самом деле он Великий Князь Василий Петрович, младший брат Вячеслава, царя Белоруссии и Украины. Его племянник, наследный принц, натворил столько дел, что его выслали. Партия неофашистов в Четвертом Рейхе вознамерилась вернуть его на родину, надеясь использовать в своих целях, чтобы сбросить папашу с трона и заменить самодержавное правление «протекторатом» под германским контролем. Возродившиеся после краха Союза коммунисты поддержали их, тоже мечтая разрушить монархию, но, естественно, планируя создать собственное правительство.

— Стратегический союз красных и коричневых?

Лейтенант слабо улыбнулся:

— Подобные вещи случалось и раньше.

— И ты работал на немцев?

— Точно.

— Через Сейполта?

Оккинг молча кивнул. Наш разговор ему ужасно не нравился.

— Богатырев хотел, чтобы ты нашел принца. Разыщи ты парня, человек князя сразу бы его ликвидировал.

Мою арабскую половину возмутила сама мысль о подобном попрании принципов родства.

— Он готовил убийство собственного племянника? Сына своего брата?

— Да, во имя сохранения монархии. Они сочли такое решение печальной необходимостью. Я предупреждал тебя, Одран, это мерзкое дело. На высшем уровне международных отношений постоянно натыкаешься на непролазную грязь…

— Почему Богатыреву понадобился именно я?

Оккинг пожал плечами:

— За последние три года изгнания принц ухитрился изменить облик и хорошо замаскировался. Очевидно, в один прекрасный день до него дошло, что ему угрожает опасность.

— Значит, так называемый сын Богатырева не погиб во время аварии, ты наврал мне, когда объявил, что его дело закрыто. Он остался жив. Но ты только что сказал, что в конце концов его убили?

— Претендент на трон — твоя подружка-обрезок, Никки. До модификации пола она была наследным принцем Николаем Константиновичем.

— Никки? — пролепетал я севшим голосом. Груз страшной правды и горьких сожалений полной тяжестью лег мне на плечи. Что ж, сам напросился. Я вновь услышал голос смертельно напуганной Никки, три слова, которые она успела прокричать в трубку, прежде чем разговор оборвался… Мог ли я спасти ее? Почему она не открыла мне правду, не поделилась подозрениями? — Потом прикончили Деви и ее подруг.

— Им слишком хорошо знакома Никки. Неважно, обладали Сестры какой-нибудь опасной информацией или нет. Оба — немецкий убийца, сейчас ставший Ханом, и русский агент — не хотели рисковать. Вот почему ты, Одран, тоже занесен в черный список. Вот почему… вот почему я получил это.

Лейтенант выдвинул ящик стола и, вытащив клочок бумаги, бросил мне.

Еще одна записка, напечатанная на компьютере, по содержанию ничем не отличавшаяся от моей. Только адресована Оккингу.

— Я не уйду отсюда, пока все не закончится. Останусь в кабинете, под защитой полутора сотен верных полицейских, — объявил он.

— Надеюсь, среди них нет наемника Богатырева.

Оккинг поморщился. Видимо, такая мысль уже приходила ему в голову.

Как много имен в перечне намеченных жертв? Кому суждено умереть после меня и Оккинга? Я с ужасом подумал о Ясмин. Она знает не меньше Селимы, даже больше, потому что я делился с ней своими выводами и догадками. А Чирига? Как насчет Жака, Сайеда и Махмуда? Сколько еще моих знакомых должны погибнуть? Я воскресил в памяти Никки, превратившуюся из принца в уличную «принцессу», а затем — в труп, представил, что ждет меня в будущем, и новыми глазами посмотрел на Оккинга. Он тоже раздавлен случившимся. Причем его положение гораздо хуже моего. С карьерой лейтенанта полиции в нашем городе придется распроститься: он ведь признался, что работал иностранным агентом.

— Мне больше нечего тебе сказать, — заключил Оккинг.

— Если раскопаешь что-нибудь новое, или мне понадобиться с тобой связаться…

— Я буду здесь, — отозвался он безжизненным голосом. — Иншалла.

Я встал и быстро вышел из убежища Оккинга. Мне казалось, что я бегу из тюрьмы.

Отстегнув телефон, позвонил в больницу доктору Еникнани.

— Здравствуйте, господин Одран, — ответил знакомый низкий голос.

— Я хотел узнать о пожилой женщине по имени Лайла.

— Честно говоря, ничего определенного пока сказать нельзя. Не исключено, что она со временем поправится, но шансов мало. Пациентка уже немолода, она слаба. Приходится пичкать ее успокоительными и держать под наблюдением. Боюсь, она может впасть в кому. Даже если удасться избежать такого исхода, велика вероятность, что мозг нормально функционировать уже не сумеет. Она теперь не в состоянии жить без постоянного присмотра, делать простейшие вещи.

Я с шумом втянул в себя воздух. Вот что я натворил…

— Такова воля Всевышнего, — пробормотал я наконец.

— Да, Аллах велик.

— Я попрошу Фридландер-Бея оплатить расходы. То, что с ней случилось, произошло в результате расследования.

— Понимаю, — сказал доктор Еникнани. — Нет нужды обращаться к вашему покровителю. Женщину лечат бесплатно.

— У меня нет слов, чтобы выразить благодарность за вашу работу. Я говорю от себя и от имени Фридландер-Бея.

— Мы исполняем священный долг правоверного, — ответил он просто. — Да, кстати, наши специалисты выяснили, что записано на модуле, который вы передали. Хотите послушать?

— Конечно.

— Там три слоя. Первый, как вы уже догадались, — запись поведения большого, сильного хищника, очевидно бенгальского тигра, с которым скверно обращались, безжалостно дразнили, мучили и не кормили. Второй — мозг младенца. Последний слой — самый ужасающий — затухающее сознание смертельно раненой женщины.

— Я знал, что имею дело с чудовищем, но не ожидал подобного ужаса. — Меня трясло от отвращения и ненависти. Этот несчастный отверг простейшие нормы нравственности!

— Разрешите дать вам небольшой совет, господин Одран. Никогда не пользуйтесь такими самодельными, кустарными программами. Они плохо записаны, с большим уровнем вредного «шума». У них отсутствуют предохранители, встроенные в продукты фирменного производства. Частое использование нелегальных изделий приводит к повреждению центральной нервной системы, а следовательно — организма в целом.

— Интересно, чем все закончится?

— Ну, предсказать несложно: убийца добудет второй подобный модуль.

— Если Оккинг, я, или кто-нибудь еще не доберется до него раньше.

— Будьте осторожны, господин Одран. Как вы сами только что заметили, он чудовище.

Я поблагодарил доктора и прицепил телефон к поясу. Меня терзало сознание собственной вины за жалкое прозябание, на которое я обрек Лайлу. Не давали покоя мысли о неизвестном враге, который использовал задание белорусских властей как предлог для удовлетворения своей тайной страсти — мучить и убивать. Известия из больницы полностью изменили почти готовый план действий. Зато теперь я точно знал, что предпринять и как придется поступить.

Шагая по Улице, я наткнулся на беднягу Фуада.