Пыльца

Вторник 9 мая

Золотой дождь… дождь капает на тарелку мяса. Белинда сидела за большим квадратным столом, уставленным фруктами и мясом. Она вжимала вилку в толстый, почти сырой бифштекс. Мясо оживляли розовые черви. В другой руке Белинда держала нож, которым она отрезала кусок. И лишь только мясо коснулось языка, я внутри нее пришла в себя после фонтанопада, почувствовала течение соков и движение червей у нее на губах. Мне потребовались все силы моей Тени, чтобы заставить дочь отвести руки ото рта.

«Не трогай мясо, солнышко. Не ешь».

Внутри шел дождь.

Я смотрела сквозь глаза моей дочери.

Где мы оказались? Эта комната…

Ее стены растворялись вдали, разукрашенные туманом. С потолка падала легкая морось. Желтые капли. Сквозь облака мутно светили канделябры. Свет гудел, статикой, электрическим синим. Жужжание мух, жадных до мяса. Влажная поверхность стола увита стеблями. Личинки, ползающие в голубом сыре, и черви в мясе. Оловянные кружки с тяжелым вином стояли за каждой тарелкой. Моя Тень застыла в Белинде, сидевшей за столом. На ней сейчас было бархатное платье. Койот сидел слева от нас, зарывшись вялой мордой в тарелку сырой свинины. Сапфир залез прямо на стол и жирным языком лакал из горшка рис со сметаной. Как грустно было мне видеть, как они едят, и как больно! Есть в Преисподней – значит остаться там навсегда. Так говорят? Цветочная девочка Персефона сидела на столе, скрестив ноги, и листала краденый атлас Манчестера. Страницы атласа были мокры, покрыты сыпью дождя. Справа от меня стояло пустое кресло. Напротив нас с Белиндой, за огромным полем стола, сидел молодой мужчина с яркими иссиня-черными волосами и кожей цвета сажи.

– Доброго вам дня, мадам Джонс, – произнес он бархатным голосом. – Добро пожаловать на праздник.

– Я не могу пошевелиться. Почему я не могу пошевелиться?

– Надеюсь, путешествие сюда было приятным? Я взял на себя смелость прикрыть наготу твоей дочери. В конце концов, теперь это и твоя нагота.

Я попыталась поднять Белинду на ноги. Ее тело

было как свинец.

– Вы в моих владениях, и вы уйдете, когда я довершу дело с вами. И не могу гарантировать, что вы будете в добром здравии. Добро пожаловать в Пьяный Можжевельник, дорогие путешественники.

Ни Койот, ни Белинда не ответили на его рулады, и я поняла, что он говорит прямо со мной: его голос цвета сажи тек через Тень.

– В точку, мадам Джонс, – ответил он. – Какая проницательность! Остальные сейчас безнадежно под моим контролем. Осталась только ты. Ноя вижу, твое имя – Сивилла. Да. Восхитительно! Мне нравится.

Милый штрих.

– Ты – Джон Берликорн? – спросила я. – Я видела твое лицо у змея в лесу.

– Хочу выразить тебе благодарность за то, что вы вернули мою жену.

Он улыбнулся девочке на столе. ~ Ее с нами не было.

– Моя милая Персефона бывает очень изобретательной. Но как это грубо с моей стороны! Ты же спрашивала о моем имени. Думаю, в твоей стране меня зовут Джек-Гнилушка? Правильно? Или Джек с Фонарем. Или собственно дьявол, Сатана, Змей. Гадес. Ах, бесконечная щедрость человеческого воображения! Оно уходит на отдых, оставив после себя несколько избранных слов. – Он смаковал каждый звук, словно кусок мяса, – Джон Берликорн. Да, это мое любимое имя. Я – сам ваш бог брожения, дух смерти и возрождения в почве. Я – ваше вино. Ну да, миф, с которым вы, люди, так носитесь. Но разве это важно? Имена для людишек. Разве цветок знает свое имя?

Я снова попыталась поднять Белинду из-за стола, но меня держала темная могучая сила.

– Черт, куда это ты собралась? – Взгляд Берликорна прожигал плоть моей дочери.

– Ты не имеешь права удерживать меня…

– Прошу. Не… пытайся… что-нибудь… сделать. Ты только заставишь меня…

Его взгляд причинял мне боль.

– Должен извиниться, мадам… – Лучик света вернулся в его глаза. – … за мое предыдущее замечание. Очень неблагородно – браниться за обеденным столом.

– У вас могучая Тень, мистер Берликорн… – Я пыталась угодить ему, выиграть время.

– Благодарю за комплимент. К сожалению, ты мне не угодишь и не выиграешь время. Да, я знаю каждую мысль, каждую жалкую человеческую Эмоцию, которая пролетает через твой череп. Но на самом деле… Я – то, чем ты хочешь меня видеть. Для Койота я – пес-цветок. Для Сапфира я – любящий отец. Для Белинды – лучший любовник. Несмотря на все свои помыслы, они стали легкими жертвами. Посмотри на них. Видишь, как легко оказалось их контролировать? В моих руках они беспомощны. Наконец, после долгих лет борьбы, я заполучил живых, дышащих людей, чтобы пообщаться, а они оказались больше похожи на игрушки. Возможно, ты оказалась самым ценным гостем; Дорогая Сивилла, чем я должен стать для тебя? Я был восхищен твоим появлением в лесу пару дней назад, знаешь ли. Всегда хотел поговорить с… н-да… с дронтом. Надеюсь, это корректное выражение? Или ты предпочитаешь «Неведающий»?

– Я сюда пришла не разговоры разговаривать.

– Ты сюда вообще ни за чем не пришла. Ты здесь, потому что я так решил. А теперь, пожалуйста, перестань сопротивляться, прояви уважение. В конце концов, я – одно из ваших величайших творений.

– Останови аллергию, Берликорн. Люди умирают.

– Сивилла, мне кажется, ты мне врешь. Тебя совершенно не волнует внешний мир, реальность. Люди! – Он выдохнул это слово, как ругательство. – Твой сын – этот уродливый поросенок, который обедает за мой счет, – это его ты хочешь спасти?

– Да…

– Громче, пожалуйста, и четче.

– Да. Прошу, не дай умереть Сапфиру! Берликорн улыбнулся.

– Ты совершила выдающееся путешествие. Нет, правда. Так спасти свою дочь. Отдать ей себя. Наверное, это было длинное падение. Белинда уже почти встретила свою смерть.

– Кто дал тебе право вмешиваться в человеческую жизнь?

– Тебе не понравились аттракционы, Сивилла? Пятидесятиглавый пес? Лодочник? Духовой оркестр? Сад-лабиринт? Конечно, понравились. Тебя все время развлекали загадки. Это для меня нежданное удовольствие, ты должна понять. Я приказал Койоту привезти назад мою жену, а он заодно привез… «дополнительный багаж», кажется, он так это называет? Что ж, я рад. Иногда становится весьма одиноко. Я просто хочу развлечь тебя, Сивилла, так, как умею, в традиции, к которой ты приучена. В конце концов, разве не для этого вы меня придумали? Теперь ешь. Наслаждайся трапезой.

Он зачерпнул руками мясо и поднес его к своему рту. Я чувствовала, что Белинда хочет есть, но она была сейчас под моим контролем; ничего, походит голодной. Она поймана здесь, как, впрочем, и Сапфир, и Койот. Я единственная сопротивлялась обаянию Берликорна. Я даже не могла больше поговорить с дочерью. И потому я воспользовалась возможностью изучить Джона Берликорна получше. Он и вправду был очень красив…

Натянутая смуглая кожа обрисовывает великолепные кости. Глаза ночи, наполненные нежной скукой. Тонкое лезвие носа. Сжатые ноздри. Густые блестящие волосы, в которые он как раз запустил измазанную жиром руку. Тщательно подстриженная козлиная бородка. Строгий пиджак цвета чернил. Хрустящая белая рубашка. Галстук-шнурок, заколотый амулетом с черепом и скрещенными костями. Поздние двадцатые, ранние тридцатые. Он выглядел, как хищник, но я знала, что это только представление Белинды. Полные, мрачные губы, идеальные для любви, одуряющей любви.

– Давайте восхвалим мистический процесс, – объявил Берликорн, – в котором плод лозы превращается в вино, которое, в свою очередь, переносит человеческое сознание в захватывающее царство. Выпьем же!

Он поднял стакан, и мы все, присоединились к нему, даже маленький Сапфир и Персефона; я чувствовала кроваво-красное вино, текшее по горлу дочери. Слишком поздно, слишком поздно… Слишком поздно, она уже сделала глоток. Какая крепость у этого вина? Как мне не утонуть в его реке тепла и уюта?

Койот, чавкая, зарылся в тарелку. Сапфир чихнул в горшок, а потом залился счастливым смехом. Белинда глушила вино.