Виртуальность (СИ)

— Вы призвали Жругра? — спросил Лева.

— Да, — кивнул головой Васильев. — Жругр как черная туча. Он накинулся сверху и вмиг пожрал все врагов. Хоунхеджиты бежали.

— Это серьезно, — сказал Лева. — Вдруг вы вызвали очередной поворот метаистории! Я бы не стал шутить с такими силами. Помнишь, я тебе рассказывал о четвертом Жругре, том, который пришел на смену третьему уицраору.

— Помню.

— Выходит, вы разбудили демона великодержавия. И он помог справиться с врагами Друккарга. Если следовать метаистории, это означает, наша страна станет проводить более независимую политику.

— Ну и хорошо! Хватит прогибаться перед Западом, — сказал Васильев.

— Не все так просто. Во-первых, их западный уицраор, назовем его Стебинг, не в пример сильнее. Если он поднимется, он сметет Друккарг. Мне кажется, я его видел. Огромная черная туча надвигалась на Друккарг. Она пожирала все на своем пути. А во-вторых, Жругр, чтобы стать сильным, потребует новых жертв. Он не может жить без эманаций толпы, заряженной имперскими амбициями и патриотизмом. Это в свою очередь может грозить новыми конфликтами. Так что опасно будить несовершеннолетнего Жругра.

— Ты видел это в своей игре? — спросил Васильев.

— Кое-что видел, кое о чем догадался, — сказал Лева.

— А в нашей игре все было наоборот. Жругр пожрал всех этих хоунхеджитов, вместе с их скелетами и ящерами.

— Вопрос только в том, чья игра отражает будущее? — хитро посмотрел на друга Лева.

— Надо же, наш Блейд, оказывается, изменил историю! Интересно, что теперь будет? — удивился Васильев.

— Жругр демон. Он — зло. Но на определенных этапах он охраняет наше государство. Так же как и государство нужно только на определенных этапах исторического развития. И наиболее сильное выражение воля Жругра получает при тиранах: Сталине, Николае I и пр. Однако полновластие Жругра это компромисс светлых и демонических сил. Светлые силы вынуждены прибегать к помощи уицраора, если стране грозит опасность со стороны других уицраоров. Пусть демоны дерутся между собой. Но этот компромисс обычно не длится слишком долго. Со временем уицраор выходит из-под контроля демиурга — великого духа и создателя нашей страны. Уицраор начинает питаться человеческими страданиями. В стране устанавливается жестокая диктатура, которая обычно кончается смертью уицраора. Или же смерть Жругра наступает от полного идейного истощения и забвения со стороны широких общественных масс, как это случилось с третьим «коммунистическим» уицраором.

— Да надо будет почитать этого твоего Андреева. Но сейчас-то что делать? Блейд все еще там. Похоже, парень всерьез собрался спасать мир.

— Ты представляешь, чем сейчас может кончиться война уицраоров, например Жругра и Стебинга? Давай пойдем к твоему Блейду. Пора вытаскивать его оттуда, пока он не натворил еще каких-нибудь дел, — сказал Лева.

— Мы не сможем попасть в тот мир. Во всяком случае, сегодня днем. Класс получит доступ к компьютеру только ночью.

— Ну и кликухи у вас! Прям братки какие-то! — удивился Лева.

— Молчи, бот, ни фига не прешь в рулезе! Давай лучше съездим к Блейду в больницу. Он просил проследить, чтобы его не похоронили раньше времени. Пойду позвоню Классу, пусть отвезет нас в этот институт мозга, — поднялся Дмитрий.

— Не надо Класса, он все равно не поможет. Поедем вдвоем, — попросил Лева.

Институт мозга нашли по телефонному справочнику. Оказалось да, такой пациент — Мирошенко Алексей Михайлович — у них действительно есть. Но к нему никого, кроме родных, не пускают.

— Фигня, пробьемся! — в Леве проснулся здоровый авантюризм. Васильев только хмыкнул.

— Когда придешь? Опять утром? — спросила Светлана, когда друзья стояли в прихожей.

— К другу в больницу. Надо навести товарища.

— Смотри, Васильев, я терпеливая, но…

— Света, я люблю тебя! Просто работа такая… сумасшедшая, — Дмитрий нагнулся и чмокнул Свету в щечку. — Я скоро!

Всю дорогу до «Лесной», где находился институт мозга, Лева увлеченно пересказывал Васильеву то, что у него осталось в голове после прочтения «Розы Мира» и разных философских семинаров, отдающих эзотерикой. Они сошли на «Лесной» и две остановки проехали на автобусе. Институт мозга располагался в четырехэтажном здании, облицованным темным камнем. Вокруг высилась чугунная ограда, и, казалось, было разлито то тоскливое чувство, которое непременно окружает больницы и морги.

— Все самые интересные мозги здесь, — невесело пошутил Лева, когда они подошли к больничной ограде.

Васильев поднял глаза на окна института. Окна смотрели на мир облупленными переплетами с серыми квадратами давно не мытых стекол, недружелюбно отталкивающих посторонние взоры. Обычно в больницах хоть кто-то стоит у окна (чем еще больным заняться) здесь же окна будто ослепли — ничего, кроме серого непроглядного стекла. У подъезда стояли несколько легковых машин, да старый больничный «Рафик» с красными крестами и зелеными полосами по белому борту. Явно маловато для работающего медицинского учреждения.

В холле больницы было пусто и тихо. Васильев просунул голову к маленькому окошку. Пожилая регистраторша нехотя оторвала взор от вязания.

— Нам бы повидать Мирошенко, — попросил Дмитрий.

— Не положено, — сухо ответила регистраторша. — К нему никого не пускают.

— Почему?

— Человек в коме, чего вам от него надо?

— А вы всех больных тут знаете? — спросил Васильев. Знания регистраторши его удивили.

— У нас не больница, молодой человек. Пациентов так просто не берем.

— А с кем поговорить, чтоб пустили? — протиснулся к окошку Лева.

— С главврачом, но сегодня его не будет. Завтра с утра.

— Ну хоть передать парню что-нибудь можно?

«Прием передач по вторникам и четвергам с 15.00 до 17.00» — регистраторша молча повернула к ним табличку.

— Облом, сегодня среда. А где лежит уважаемый господин Мирошенко? — Лева задал последний вопрос регистраторше.

— В седьмой! — буркнула регистраторша. — На стене список.

В списке действительно значился больной Мирошенко А. М. и прописан он был в палате N 7.

— Раз седьмая, значит, первый этаж. Пойдем хоть в окно поглядим, — рассудил Лева.

Они вышли на улицу. Окна первого этажа располагались достаточно высоко. Лева подсадил Васильева. Тот уцепился за железный подоконник и по карнизу двинулся от окна к окну.

— Ну что там? — время от времени нетерпеливо спрашивал Лева.

— Пока ничего. Лаборатории какие-то. Везде пусто.

— Странно, рабочий день вроде.

— В том-то и дело. Похоже, тут давно всех сократили.

Дмитрий добрался до угла здания и спрыгнул на землю.

— На первом палат нет, — заявил он.

— Давай обойдем с другой стороны, — предложил Лева.

— Увидят, — выразил опасение Дмитрий.

— Кто? Все пусто.

Васильев снова залез на карниз и пошел от окна к окну. Возле одного из окон посередине здания он остановился.

— Ну что? — нетерпеливо спросил Лева.

— Похоже, нашел.

— Там твой друг?

— Видно плохо. Но кто-то лежит похожий.

— Что еще?

— В палате никого. Только аппаратура мигает.

Васильев подергал раму. Окно было закрыто.

— Можно стекла выставить. Смотри, еле держаться, — обратил внимание Лева.

Дмитрий тронул стекло. Оно шаталось в прогнившем переплете.

— У меня нож есть, — заметил Лева.

— А автомат Калашникова? Ты что-то Лева на гангстера стал похож.

Лева вложил перочинный нож в протянутую руку Васильеву. Гвоздики в штапиках отошли легко, и друзья без труда выставили стекло. Вторая рама была не закрыта. В палату ворвался морозный воздух.

— Лева, постой на шухере, — попросил Дмитрий.

— Понял, давай быстрее! — сказал Лева. Он протянул Дмитрию пакет с апельсинами и запиской. Нечего лучшего купить лежащему в коме человеку они не догадалсь.

Дмитрий спрыгнул в палату и закрыл окно. Блейд лежал на обычной железной кровати. В углу мигал зелеными огоньками и урчал какой-то аппарат. В тело Блейда впились катетеры с тонкими трубками и электроды.