Мир-2 на телевидении Терры (СИ)

— Главное, что я успел пакет отправить. Ладно. Завтра на рассвете заезжайте за нами в гостиницу.

И мы впятером отправились приводить себя в порядок и готовиться к отъезду.

Мы плотно поужинали форелью, замаринованной в меду с чесноком и запечённой под сыром, с гарниром из белого риса и шампиньонов, тушенных в сливках. Хименес мрачно пил самогон, глядя на дочь, а затем пошел спать. Асанте весь вечер заигрывала с Карлом, заставляя его краснеть своими рассказами, как они изображали супружескую пару, пока вели розыски моего убийцы, периодически при этом косясь на меня. Ох, эти женские игры… Если бы не мои раны и сумасшедшие приключения, я бы, конечно, уделил этим взглядам большее внимание. Вильгельм ненадолго пропал, а потом потащил меня к выходу, говоря, что он нашел мне идеальное лечение.

Небольшая баня, располагавшаяся на заднем дворе гостиницы, действительно сотворила со мной чудо, на которое оказалась неспособна магия. Я стал похож на приличного человека. А уж какой хруст стоял, когда Вильгельм занялся костоправством. Он сам не осознавал, сколькому он смог научится в немагической медицине от своего отца.

С огромным удовольствием я потом устроился в своей комнате на мягкой перине, покрытой белоснежной простыней! Орели без моего спроса начала массировать мне плечи. Легкие покалывания магии расползались по телу. Прогоняя последние остатки боли. Тихонько потрескивала свеча.

— Что ты колдуешь, бистаа? — спросил я.

— Ничего, господин…

— Когда мы наедине можешь называть меня по имени.

— Я не умею колдовать, Петер.

— И даже тогда, когда мы штурмовали дом Шмидта, ты не колдовала? Ты почти убила его. Ты знаешь про это? — Я потянул ее за руку и посадил перед собой на кровать. Мда. Надо было эту чумазую тиерменш тоже в баню затащить. Репутация моя от этого больше бы, чем сейчас уже не пострадала бы. — И ты думаешь, что я не видел, как ты клятву Хименеса повторяла за нами? Да еще не на благородном эме-гир Ки-эн-ги, а на эме-саль, женском языке Ки-ури. На нем говорить-то никто не умеет. Только песен несколько осталось, после падения Ниппура.

— Я не знаю. Петер, я, когда злюсь, я другой становлюсь. Видения всякие в голову лезут… Вспоминаются сказки всякие. Больше ужасы про демонов, преисподнюю и дроу с Разрушительницей… Когда болела сильно — тоже такое было. Но я не колдую. Я просто другой становлюсь. И тогда по врагу злостью ударить это… — она с трудом подбирала слова — … как дышать.

— Ты совсем этим управлять не можешь?

Она помотала головой. Я разочарованно вздохнул. Откинулся на спину и притянул тиерменш к себе. Бетрезен меня побери, уже все знали, что я сплю с бистаа, пора было попробовать, как оно на самом деле. А то обидно, знаете ли. Когда про тебя развратные слухи распускают, а почвы под ними нет. Дуновение ветра погасило огонек свечи, и наступила темнота.

Полчаса спустя я лежал, смотрел в потолок и думал. Во-первых, свои возможности я явно переоценил, тело опять начало болеть. Во-вторых, с Орели придется еще работать и работать. Все, что она умела — это лежать и тихо постанывать. В-третьих, с непривычки мешал хвост. В общем, овчинка выделки не стоила.

— Uru a-du-ga-a-gi-a-za, [26]- в задумчивости пробурчал я себе под нос начало гимна Бела Наказующего, который, как говорили профессора из Академии, когда-то был просто балладой. Единственные строки, которые я помнил на эме-саль.

— Nibruki a-du-ga a-ta mar-ra-za [27] — отозвалась Орели, и глаза ее засветились знакомой зеленью. Она была прекрасна в этот момент.

Никогда я не жаждал встречи с инквизитором как сейчас. Больше всего происходившее с Орели напоминало одержимость каким-то древним духом, даже не самим духом, а какой-то его частью, неспособной полностью подчинить себе разум. Что же это за дух, если всего лишь его тень присутствия может обладать такими силами в чужом теле?

На то что бы долететь до столицы у Конрада Валадиса ушло не пять дней, как он мне обещал, а неделя. Часть маршрута пролегала над герцогством Виттельбах. К сожалению, юный маг-бестиенмейстер не знал о начинающемся мятеже, и той роли, которую в нем играла гвардия. Иначе бы он выбрал другой путь. Или хотя бы летел выше. Он даже на сразу понял, что по нему начали стрелять пока один из огненных шаров не заставил дымиться перья на крыльях пегаса. Животное понесло. Если вы думаете, что справиться с испугавшейся лошадью трудно, то попробуйте удержаться на спине паникующего пегаса…

При приземлении Конрада спасло заклинание «падения пера», которое он, несмотря на расход маны постоянно держал наготове. Он уцелел, но ему пришлось потратить почти два дня на то, чтобы прийти в себя, и найти своего дорнье. Благо приземлился он рядом с деревней, где ему смогли оказать хоть какую-то помощь.

В столице он оставил свою пташку в представительстве своего дома на окраине. До улицы Вильгельм-штрассе, где располагалась Главное Рейхсуправление Тайной Государственной полиции, он добрался почти в сумерках. Слева, на улице Принц-Альбрехт-штрассе стоял бывший дворец. Здесь находилась Служба Имперского Аудита.

Но баро просил доставить письмо как можно быстрее в руки рейхсинспектора По и за то золото, что он отвалил, можно было пренебречь отдыхом и поздним временем.

Прорваться к господину имперскому судье получилось не сразу. Несмотря на позднее время, приемная была полна серьёзными господами с откровенным презрением смотревших на Конрада. Хотя он, прямой потомок Данко, и имел титул баронета, по его внешнему виду — старой рабочей одежде, татуировке на лице и презренному загару, а главное запаху — сказать это было невозможно. Но перешептывания и смешки он игнорировал. У него было важное дело и ради него стоило потерпеть. Его вызвали последним.

Вот так получилось, что той ночью, что я лежал в постели с Орели, Конрад проводил время в гораздо менее приятной компании рейхсинспектора.

Жирная, напоминавшая кита туша Аллана По, обтянутая бесформенной черной мантией имперского судьи, располагалась за столом. Как и обещал, Конрад отдал пакет лично в руки и замер ожидая. Вдруг можно будет еще подзаработать, отвезя ответ?

А господин имперский судья, напевая себе под нос «Гномы, гномы-каннибалы…» вскрыл с пренебрежением замызганный грязью после падения пергамент конверта и начал пролистывать мою писанину. Он увлекся, так, что забыл про Конрада, стоявшего перед ним, про время, да и про все на свете. Наконец его превосходительство поднял голову и с некоторым удивлением посмотрел на юношу.

— Ты еще здесь? Как зовут?

— Конрад Валадис.

— Можешь идти. Благодарность найдет тебя.

— У меня просьба есть, баро… Я в тайную полицию вступить хочу.

— Дааа?… — в сомнении потянул рейхсинспектор. — Зачем же это?

— Ну а что я как фермер, в говне копаюсь? Совсем наш дом осел. А в песнях про удаль поется, про странствия, а не про то, как конюшни чистить. Дворянин к тому же. А смотрят как на крепостного.

— Значит, приключений ждешь. Славы. Уважения. И только?

Конрад ощутил, как в его голове начали ворочаться какие-то щупальца. Такие же противные, потные и жирные как пальцы По. Они беспардонно ворошили его воспоминания и мысли. Его чуть не вырвало от омерзения. Пришел в себя он, стоя на коленях на ковре посреди кабинета.

— Возьми. Завтра подойдешь в рейхсуправление тайной полиции, покажешь мою рекомендацию на входе. Тебя отведут куда надо. Марш отсюда теперь. Мне надо подумать, — рейхсинспектор накарябал пером несколько слов на листе бумаги, скрепил личной печатью и заклятьем.

Судья и сам подумывал организовать липовое покушение на меня. Он знал, что преступники, боясь за свою жизнь и думая, что их хотят предать, начинают заливаться соловьем без всяких пыток и магии. Сейчас в руках По были ниточки, сшивавшие множество отдельных фактов вместе. И получавшаяся картина рейхсинспектора откровенно пугала.