Когда под ногами бездна (upd. перевод)

— Иногда я соображаю чуть медленнее, чем хотелось бы, но в целом он исправно служит мне. Никогда не испытывал желания обзавестись розеткой, если ты ее имеешь в виду, шейх.

— Однако ты принимаешь в больших количествах наркотические вещества. Прошлой ночью тебя не удержало даже мое присутствие.

Тут уж ответить нечего.

— Ты гордый человек, о мой племянник. В досье, которое на тебя составили, особо выделена эта черта характера. Тебе нравится состязаться в силе воли, разума, физической выносливости с людьми, получившими преимущества благодаря различным приставкам и личностным модулям. Опасное занятие, но, как видно, тебя не сумели задеть противники.

Его слова воскресили в памяти несколько очень неприятных воспоминаний. — К сожалению, у них получалось, и не раз, о шейх.

Он засмеялся:

— Но даже пережитые испытания не заставили тебя подвергнуться модификации. Твоя гордость проявляется в стремлении — как говорят франки-христиане, правда по другому поводу, — «жить в мире, но не принадлежать ему» [20].

— Ну да, «равнодушно взирать на его богатства и оставаться чистым от зла его». Прямо мой портрет!

Фридландер-Бей оценил иронию, сквозящую в моих словах.

— Я хочу, чтобы ты помог мне, Марид Одран, — произнес он.

Вот так, предельно четко и недвусмысленно: или «да», или «нет».

Папа поставил меня в крайне неприятное положение. Если я скажу: «Конечно, только прикажи», то предам себя, потому что поклялся ни при каких обстоятельствах не превращаться в его подручного. С другой стороны, отказавшись, оскорблю полновластного хозяина моего квартала. Я глубоко вздохнул, тщательно обдумывая ответ.

— О шейх, — сказал я наконец, — заботы, одолевающие тебя, это и наши заботы; их разделяют жители Будайина, да и остального города тоже. И, конечно, каждый, кому дороги его собственное спокойствие и безопасность, с готовностью поддержит тебя. Я использую все свое умение, но боюсь, не принесу большой пользы.

Фридландер-Бей провел ладонью по щеке и улыбнулся.

— Понимаю: ты не испытываешь желания стать одним из моих «помощников». Пусть будет так. Даю тебе слово, о мой племянник, что, если ты согласишься помочь мне, на тебя не ляжет печать «человека Папы». Ты почитаешь за счастье полную независимость, и, поверь мне, я не отниму самое дорогое у человека, оказавшего мне великую услугу.

Нет ли здесь намека, что его обещание не коснется того, кто откажется оказать ему «великую услугу»? Папе ничего не стоит навечно лишить меня свободы, попросту закопав глубоко на кладбище, под нежной зеленой травкой.

Барака. Это понятие с трудом поддается переводу. В зависимости от контекста, оно означает магию, особую притягательную силу, харизму, или уникальный дар, ниспосланный Аллахом. Ей могут быть наделены определенные места; люди приходят к захоронениям святых, стремятся коснуться холодного камня, надеясь, что к ним перейдет немного «бараки». Ей обладают и люди: среди дервишей в особенности развита вера в то, что некоторых счастливчиков Аллах выделил как своих любимых сынов, и, следовательно, их надо почитать. У Фридландер-Бея имелось больше бараки, чем у всех благословенных гробниц в Магрибе вместе взятых. Не знаю, стал ли он повелителем нашего квартала из-за нее, или приобрел такое свойство по мере роста богатства, влияния и власти. В любом случае, очень трудно отвергать его «просьбы».

— Что я должен сделать? — Я почувствовал себя опустошенным, вывернутым наизнанку, словно только что капитулировал после нескольких лет ожесточенной борьбы.

— Я желаю, чтобы ты стал орудием моей мести, о племянник, — произнес Папа.

Я отпрянул, потрясенный до глубины души. Понятно, что для меня это просто непосильная задача. Я уже пытался объяснить Папе, что не справлюсь, но он просто отбросил мои возражения, решив, что я прибедняюсь. Во рту сразу пересохло. — Я уже обещал, что постараюсь помочь, но ты просишь слишком многого. На твоей службе состоят гораздо более компетентные люди.

— У меня есть крепкие бойцы, сильнее и выносливее тебя, — ответил Фридландер-Бей. — Слуги, которых ты увидел прошлой ночью, намного превосходят тебя в физическом отношении, но у них нет твоих интеллектуальных способностей. Мой доверенный помощник Хассан-Шиит обладает проницательным умом, но его нельзя назвать мужественным, способным на решительные действия. О мой возлюбленный племянник, я мысленно перебрал своих друзей, подумал о достоинствах каждого, и вот мое решение: ты единственный обладаешь всеми качествами, необходимыми для успеха нашего дела. Очень важно также то, что я тебе доверяю; увы, как ни печально, я не могу сказать этого о многих моих приближенных. Ты надежен, ибо не стремишься возвыситься, как остальные, не пытаешься использовать нашу дружбу для собственных целей; ты не вероломный льстец — видит Аллах, я устал от подобных червей! Для важной работы, которую нам надо выполнить, необходим человек, в котором я бы не сомневался: вот одна из причин, по которой наша вчерашняя встреча оказалась для тебя такой тяжелой. Ты прошел испытание на стойкость. Когда ты покидал меня, я знал, что нашел того, кого искал.

— Ты оказал мне честь, о шейх, но, боюсь, я не разделяю твою уверенность в успехе.

Он воздел правую руку. Она сильно дрожала. — Я не закончил, о племянник. Есть еще причины исполнить мою просьбу, и они сулят большие выгоды тебе, а не мне. Прошлой ночью ты попытался рассказать о своей подруге Никки; я прервал твою речь. Я вынужден снова попросить у тебя прощения. Ты совершенно прав, беспокоясь о ее безопасности. Я уверен, что исчезновение девушки — дело рук одного из убийц; возможно, она тоже умерщвлена. Дай Бог, чтобы тревога оказалась напрасной: кто знает? Однако если есть шанс найти ее живой и невредимой, упование на это зиждется лишь на тебе одном. Ты и я — вместе, опираясь на мое могущество и богатство, — найдем злодеев. Мы подыщем наказание, которое они заслужили, как указано в Правой Стезе. Если получится, выручим Никки; кто знает, сколько жизней еще мы сумеем спасти? Разве то, что я сейчас сказал — недостойные причины? Неужели ты еще колеблешься?

Слышать такое, конечно, очень приятно, но лучше бы Папа расточал сейчас комплименты кому-нибудь другому. Сайед, например, отлично подойдет, особенно с его суперменским модиком. Но в любом случае, выбора у меня нет. — Я сделаю все, что в моих силах, о шейх, но до сих пор не убежден, что оправдаю твои надежды.

— Хорошо, — ответил Фридландер-Бей. — Неуверенность поможет тебе подольше оставаться в живых.

Зря он произнес последнюю фразу: получается, что шансов выжить у меня практически никаких, но постоянные сомнения позволят немного оттянуть неизбежный конец, чтобы успеть завершить работу и порадовать хозяина.

— Будет так, как пожелает Создатель Миров, — заключил я мрачно.

— Да благословит тебя Аллах, сынок. Теперь следует договориться об оплате.

Новая неожиданность.

— Я не думал о деньгах, о шейх.

Папа словно не услышал меня.

— Человек должен питаться, — сказал он коротко. — Тебе станут выдавать сто киамов в день, пока мы не покончим с нашим делом. — «Покончим»… Слово выбрано как нельзя более точно: либо мы сделаем это с двумя погаными псами, либо они — со мной.

— Я не просил так много, — сказал я. Сотня в день… Как только что изящно заметил Папа, человек должен питаться. Только интересно, какими яствам, по его мнению, привык лакомиться я…

Он снова проигнорировал мои слова, сделал знак Говорящему Булыжнику. Слуга приблизился и вложил в руку Фридландер-Бея конверт. — Здесь семьсот киамов, — сказал мне Папа. — Плата за первую неделю. — Потом передал его Булыжнику; тот подошел ко мне.

Приняв деньги, я засвидетельствую свое полное подчинение воле Фридландер-Бея. Как только возьму их, уже не смогу передумать, повернуться и уйти, не смогу отказаться: мои обязательства не исчезнут, пока дышат поганцы, убившие Тами, Деви и Абдуллу, или пока живу я.