The smile of the Digital God

Я не видел, были они включены или нет.

В подушке, у головного захвата, была дыра. Из неё на тряпку свешивалось множество проводов, соединённых в один.

Красные, жёлтые, белые, синие…

На конце этого большого провода был разъём.

Глядя на него, я подумал, что он похож на змеиную голову.

На скалящуюся змеиную голову.

Она словно смеялась.

Красное. Синее.

Провод бежал дальше в небольшую чёрную коробочку, на боку которой мигал зелёным светодиод, а из неё он выходил тоже черным и дальше вгрызался в общую розетку. Туда же была воткнута вилка холодильника.

Из-под тряпки виднелся кусочек грязно-белой обивки кресла. Почему-то глядя на него, мне вновь захотелось блевануть.

Но я не пошёл к креслу. Почему-то. Я пошёл к холодильнику, не раздумывая, как эти долбанные зомби из фильмов и игр.

Как приятно, когда тобой руководит кто-то другой.

Как приятно, когда ты не несёшь ответственности.

Как приятно, когда приказы и мысли поступают извне.

Я подошёл к холодильнику. Дрожь в ногах вроде бы прошла.

К магнитной прищёпке, изображавшей миленькую пятнистую корову, прицеплена записка.

«там – то, что тебе нужно. Возьми и съёшь. V»

Дисплей на дверце, кстати, был разбит вдребезги. Грустные кусочки оргстекла торчали как старческие зубы из его глубин.

Интересно, кто такой V? Или это победа?

Тебе просто говорят – делай, и ты делаешь. И никаких мечтаний. Никаких ненужных рассуждений и угрызений совести.

Мой желудок не очень лестно отозвался о перспективе поесть. Но я знал, что открыть холодильник нужно…

Мне и не нужно было представлять, что моя рука бесконечно-резиновая и на расстоянии многих километров от меня. Это так и было.

Самое хорошее в зомбировании заключается в том, что ты совершенно спокоен. Тебе не о чём волноваться. Это у кого-то другого болит голова, вздувшаяся от принятых решений.

Твоё дело – выполнять.

И не забивать свою голову всяким хламом.

Думать – вредно.

Вот я и не думал тогда. Я был чьей-то марионеткой, куклой на верёвочках, не лишённой, правда, кое-какого самосознания.

Так что, открывая холодильник, я и не думал находить там чьё-нибудь замороженное сердце или язык или, например, отрезанный хуй в банке.

Я даже не боялся.

Мой большой палец ложится на углубление в ручке фриджа. Я и не думал, что он не разрешит мне доступ.

Отпечаток совпал.

Я буквально слышал под кожей блестящий металл ручки.

Мимоходом заметил, что вся моя длинная-длинная рука покрыта большими, злыми и красными порезами.

Будто кто-то пытался вырезать некий садистский орнамент на моей коже. Но мне было, в общем-то, всё равно.

Мне надо было поесть.

Я дёрнул ручку.

Я дёрнул ручку.

Я дёрнул ручку.

Алиса была умной девочкой. Поэтому, когда она нашла пузырёк с надписью «выпей меня!», она была осторожной. Ведь известно, что, если разом осушить пузырёк с пометкой «Яд!», рано или поздно почувствуешь недомогание. Она осмотрела пузырёк и ничего предосудительного не нашла. И выпила. Вообщем, ничего страшного с ней не случилось…

Я был по сравнению с ней сущим придурком.

Галогеновая лампочка щедро осветила покрытые инеем стенки фриджа.

Синим таким цветом осветила…

Холодильник дохнул на меня могильно-холодным воздухом.

Язык.

Человеческая голова.

Отрезанный хуй.

Нет, ничего такого там не было.

На полке стояла пустая бутылка из-под кетчупа, покрытая изнутри ссхошейся багровой коркой, в углу валялся лимон и полулитровая банка «колы».

Да, и

Пистолет.

Я часто заморгал. Стоял я почти что в позе рака перед открытым холодильником и смотрел на большой, чёрный и внушительный пистолет. Он буквально лоснился и сиял.

Сопротивляться этому чёрному свету было невозможно.

Я взял его и осторожно извлёк из холодильника. Захлопнул дверцу.

Пистолет был тяжёлым, как я и ожидал. Он был холодным, и я наблюдал, как тает призрачное тепло моих пальцев на тёмной поверхности его рукоятки.

Странно, я не задавался вопросом, откуда он там взялся.

Просто стоял и восхищался (как зомби) его красотой.

Человечество не придумало ничего совершеннее и прекраснее орудий убийств.

Сикстинская Мадонна блёкнет перед смертельно-утончёнными формами крылатых ракет.

Парфенон и пирамиды склоняются, не в силах выдержать состязание с превосходством и гениальностью химического танца израильских лазерных установок.

И все статуи рук древних мастеров не годятся и в подмётки этому взвешенному, хищному произведению искусства, которое я держал в руке…

Статуи нам недоступны. Пейзажи Шишкина, полотна Врубеля, Екатерининский дворец. А пистолет – вот он, пожалуйста, владейте, наслаждайтесь…

И тут я полностью потерял контроль. Точнее, контроль над моим телом взял кто-то другой.

Вместо мыслей у меня в голове – лишь серые статические помехи. Плохой канал.

Я взял пистолет и аккуратно вставил его себе в рот.

Зубы клацнули о металл.

Говорят, такие ощущения описывали люди, испытавшие клиническую смерть. Что ты вылетаешь из тела и смотришь на себя со стороны.

Кажется, я испытывал нечто похожее.

Я стоял с пистолетом во рту, но не мог заставить себя его вынуть и бросить.

Самое интересное, что мне не очень-то и хотелось. Правда, внутренний голос что-то там пытался вякать, и я, в принципе, сторонний наблюдатель, даже попытался приказать своим рукам. Но все мысленные, нервные импульсы растаяли, не выполнив своей миссии.

Мой палец, безо всякого действия с моей стороны, лёг на курок.

Я знал, к чему это приведёт

К дыре в затылке.

К расплёсканным мозгам и кровавой слизи.

Возможно, к обратной перистальтике.

Но меня это не очень и беспокоило: дело зомби – подчиняться своему хозяину. Безропотно.

Тем не менее, осязание у меня присутствовало – курок был твёрдым и шершавым.

Давление на него усилилось. И я ничего не мог (и не хотел) делать.

Жизнь.

Или

Смерть.

Не имеет для тебя значения, если ты не задумываешься над этими понятиями…

Возможно, так живут животные. Не ведая страха.

Я собирался выстрелить.

Наверное, со стороны, это смотрелось как некий извращённый минет.

Минет с пистолетом. В главной роли.

Может, нужно было стрелять в глаз…

Момент, когда я нажал на курок, не отличался от предыдущего ровно ничем. Я просто сильнее надавил.

Я собирался вышибить свои мозги на этот розовый ковролин и зелёную блевотню.

Такова проза жизни.

И я ничего не мог с этим поделать.

Лишь безучастно наблюдал, как курок идёт вниз.

И не то, что бы я хотел что-то с этим делать.

В момент, когда курок дошёл до упора (в моей реальности прошло минут пять, на самом деле – одна), я узрел каждый грёбанный воксель этой долбанной реальности.

Но они как всегда, не смогли соединиться в одно целое…

Это было последнее, что я подумал.

Выстрела я не услышал…..

Пробуждение второе.

Очнулся на полу. Вначале, я не мог сообразить, где я, но, увидев серый, безжизненный потолок, с которого, как гнилые водоросли, свисали лохмотья штукатурки и на котором светилась информация с лазерных часов-календаря, я понял, что я дома. Возможно, упал в обморок. Со мной такое бывает.

С кряхтеньем сел и обнаружил, что моя рука сжимает… пистолет. У меня перехватило дыхание. Я поднёс его к лицу и рассмотрел. На нём блестела слюна, что означало, что он был в чьём-то рту не больше двух минут назад.

Я прекрасно помнил этот пистолет. Я помнил, как я его покупал, вполне легально, в магазине «Кольчуга». Но вот что он делал в моей руке? И почему он в слюне?

Я провёл языком по зубам. Во рту стояло металлическое удушье. Слабый привкус стали на губах. Взвыв от боли, я встал на ноги и доковылял до холодильника. Прочёл записку.

«там – то, что тебе нужно. Возьми и съешь. V»