Море серебрянного света

Она сжала челюсти, взяла дочку за руку и потащила ее из комнаты. — Пошли, Кристабель. Пойдем посидим у бассейна. Я дам тебе мороженное.

— Будьте поосторожнее, мистер Селларс, — сказала маленькая девочка, задержавшись у двери. — И… позаботьтесь о Чо-Чо, хорошо?

— Обещаю, малышка Кристабель. — Мать и девочка исчезли, и Селларс слегка расслабился.

Последним ушел майор Соренсен. — Я буду в соседней комнате, — сказал он, закрывая дверь. — Крикните, если буду нужен.

Чо-Чо забился на дальний конец дивана, откуда глядел, как загнанный зверек. — Чо ты собрался делать?

— То, что мы уже делали, сеньор Изабаль. Я хочу послать тебя в другое место.

— И для этого ты меня разбудил?

— Да, потому что я не могу ждать до полуночи. Мои друзья могут опять уйти.

Мальчик засопел. — Что я должен делать?

— Сейчас? Просто лечь.

Чо-Чо лег, но с напряженным вниманием, как будто ждал, что его кто-нибудь ударит. Было видно, что под его напускной храбростью прячется страх.

Если бы внутренности людей вышли наружу, подумал Рэмси, то этот ребенок, а не Селларс, был бы исполосован шрамами с головы до ног.

Селларс наклонился вперед и положил дрожащую руку на шею мальчика. Чо-Чо вздрогнул и сел. — Что ты делаешь, локо (* сумасшедший, исп.)? Хочешь коснуться меня и вся эта mierda (* дерьмо, исп).

Старик вздохнул. — Сеньор Изабаль, мне очень хочется, чтобы ты лег и закрыл рот. Я хочу войти в контакт с нейроканюлей, вмонтированной в твою шею. — Он повернулся к Рэмси. — Я мог бы связаться с ним через выделенную линию, но это дешевая уличная подделка под настоящую нейроканюлю и у меня не будет полного контакта.

— Полегче, старик! Я потратил на нее кучу efectivo (наличных, исп).

— Я только немного пощекочу тебя, сынок. — Селларс слабо улыбнулся. — Ну, не сердись, я пошутил. Так легче работать.

Чо-Чо улегся на диване. — Не шути так.

Селларс опять протянул пальцы и установил контакт. — Закрой глаза, пожалуйста. — Мальчик подчинился, после чего и сам Селларс закрыл глаза и слепо поднял лицо к потолку. — Видишь ли ты свет, о мой юный друг?

— Что-то вроде. Но все серое.

— Хорошо. Теперь подождем. Если все будет хорошо, через несколько минут ты войдешь в сеть и окажешься в том самом месте, которым ты так восхищался. Ты будешь слышать в ухе мой голос. Не делай ничего, пока я тебе не скажу.

Рот Чо-Чо безвольно открылся. Его пальцы, еще мгновение назад сжатые в кулаки, распрямились.

— А теперь… — сказал Селларс и замолчал. Он лежал, неподвижный как камень, но, в отличии от Чо-Чо, казался все воспринимающим, как йог во время медитации.

Рэмси глядел, чувствуя себя таким бесполезным, как никогда. Молчание продолжалось слишком долго, и он уже начал спрашивать себя, не связаны ли мелькающие на стенном экране новости с тем, что делает Селларс, когда, внезапно, старик выпрямился на своем стуле и его рука соскользнула с шеи мальчика, как если бы его обожгло.

— Что это? — Рэмси подбежал к Селларсу, но старик ничего не сказал. Он сильно содрогнулся, его глаза широко открылись, потом опять закрылись. Мгновением позже он начал падать вперед. Если бы Рэмси не успел подхватить его хрупкое тело, легкое, как связка костей, оно упало бы на пол. Рэмси опять усадил его на стул, прямо, но старик только откинулся на спинку стула, молчаливый и безвольный. И мальчик, тоже, лежал на диване, такой же вялый и неподвижный. Рэмси слегка тряхнул Селларса, безуспешно, прыгнул к мальчику, его отчаяние росло с каждой секундой. Голова Чо-Чо подпрыгнула на диване, когда Рэмси попытался разбудить его, и опять опустилась, когда он перестал.

— Они оба еще дышат. — Соренсен отпустил запястье Селларса и встал. — Пульс нормальный.

— Если это Тандагор, это ничего не значит, — с горечью сказал Рэмси. — Мои клиенты… уже много месяцев у их дочери нормальный пульс и дыхание, и все это время она в коме. И у ее друга, тоже — а сейчас он умер.

— Господи Иисусе. — Соренсен сунул руки в карманы, — так менее очевидно, что он чувствует себя беспомощным, решил Рэмси. — Черт побери, в какие глубины ада нас занесло?

— В те же самые, в которых мы и были, только немного глубже. — Рэмси чувствовал себя настолько плохо, что не мог даже представить себе, что сумеет придти в себя. — Быть может стоит отвести их в больницу?

— Не думаю. — Соренсен прошелся по комнате и сел на другой стул. Было место и на диване, потому что потерявший сознание ребенок занимал только две трети его длины, но Рэмси не удивился выбору майора. — Больница может помочь детям, больным Тандагором?

— Тандагором? Нет. Они только предохраняют их от пролежней. — Он вспомнил больницу. — И еще кормят через трубочку. Через катетеры, я хотел сказать.

— Катетеры…? Господи Иисусе. — Майор Соренсен выглядел скорее подавленным, чем испуганным — Катур Рэмси хотел бы сказать то же самое о себе. — Надо сказать Кей о том, что произошло. — Он нахмурился. — Не представляю, как мы сможем доставить их в больницу. Ребенка, да, но Селларса… Мы сообщили о нем во все больницы на восточном берегу, потому что мы думали, что он обратится в одну из них из-за трудностей с дыханием. Зараза. Его дыхание — единственное, с чем у нас проблем нет.

— Не гляди на меня так, майор. Селларс сам ввязался в это дело. А я так, просто рядом гулял.

Соренсен поглядел на него с чувством, похожим на симпатию. — Ага. Рядом гулял, а, Рэмси?

— Да. Гулял.

Соренсен исчез за дверью, и Рэмси пошел взглянуть на свой блокнот, надеясь найти информацию о первой помощи, которую надо оказывать при Тандагоре. Вроде бы он что-то такое записал к себе, когда расследовал дело Фредериксов. Он включил блокнот и маленькое устройство задрожало.

О, боже мой, подумал он. Наверно это Ольга. Она ждет нас уже минимум час — и наверно в панике. Но что я могу сказать ей? Он нащупал кнопку, принимающую вызов. Я знаю только в самых общих чертах, что хотел сделать Селларс, и я совершенно не знаю, как он собирался действовать дальше.

— Ольга? — спросил он.

— Нет. — Голос был какой-то призрачно слабый, многие звуки исчезали. — Нет, Рэмси, это я.

Он уже понял. Волосы на голове встали дыбом. Он посмотрел на неподвижное тело на инвалидном стуле. — Селларс? Но как…?

— Я не мертв, Рэмси. Просто… очень занят.

— Что произошло? Вы — ваше тело здесь. Вы и мальчик оба…?

— Я знаю. У меня очень мало времени. Система рушится — умирает, я думаю. Я не знаю, сумею ли сбросить ее хватку с мальчика — или с себя, если уж на то пошло… — На мгновение передача остановилась — звук исчез — потом шепчущий голос Селларса вернулся — …жизненно важно. Мы должны найти дорогу к данным операционной системы и считать их. От этого зависит все. Вы должны помочь Ольге Пирофски…

Сигнала не было так долго, что Рэмси уже решил, что потерял его. Живое тело Селларса издевательски молчало.

— … и не делайте ничего особенного ни с кем из нас. Я вновь попытаюсь связаться с вами через час, если смогу… — Голос Селларса опять растаял. И на этот раз не вернулся.

Рэмси какое-то время глядел на блокнот, теперь такой же молчаливый, как старик и мальчик.

— Нет! — сказал он, даже не понимая, что говорит слишком громко. — Нет, ты не можешь — я не знаю, что делать! Возвращайся, черт тебя побери! Возвращайся.

Со своего места Кристабель смогла услышать, и то с трудом, как папа прошептал маме, что дела по-настоящему плохи. Она так внимательно глядела, как они говорят, сдвинув головы, что совсем забыла о мороженном, пока оно не растаяло и не упало на ноги большим холодным шариком.

Он пихнула его ногой в кусты за бассейном отеля, потом промыла ногу водой из бассейна, потому что оно успело прилипнуть к пальцам. Все это заняло несколько секунд, но когда она посмотрела вверх, папочка опять ушел, а мамочка выглядела очень странно. В животе у Кристабель все перевернулось. Она побежала к маме.