Зазеркальные близнецы

л к крыльцу “кабаргу”.

Ах, как прекрасна жизнь, когда тебе еще далеко до сорока, когда ты здоров и силен, когда тебя любят красивые женщины и ты сидишь за рулем такой вот великолепной тачки. Александр засмеялся от избытка чувств и до упора вдавил в пол педаль газа…

9

Бежецкого снова мучил очередной кошмар. Чертов знахарь! Правда, спасибо ему, без прошлых ужасов. Скорее это был даже не кошмар, а тягучий, нудный сон с массой повторяющихся деталей, из тех, что столь часты в летние, не приносящие прохлады ночи, когда утомленный дневной жарой и духотой мозг, бунтуя, строит свои фантасмагории, достойные кисти сюрреалиста, пусть и не такого талантливого, как Сальвадор Дали. Впрочем, особой фантастичности в этом сне тоже не было ни на грош.

Александр ощущал себя в каком-то ящике, очень даже возможно, что в гробу, качавшемся словно на волнах. Пошевелиться он не мог, хотя и связан как будто не был. Не мог и закрыть глаза, перед которыми, угадывающаяся почти в полной темноте, покачивалась близкая поверхность крышки. Наверное, в таких вот ящиках Харон и перевозит души усопших через реку Стикс в загробный мир. “Какая чушь… — лениво проплыло в одурманенном сном мозгу. — Харон, насколько я помню, паромщик или лодочник. Зачем ему грузить души в ящики? Зачем здесь вообще какая-то тара?… Ах да: души бестелесны, их нужно в чем-то хранить”. Мысли вообще были странно короткими и бессвязными. Слышались какие-то шумы, как бы плеск воды, потусторонние голоса, невнятно бормотавшие непонятные слова. Смертельно хотелось пить. Казалось, язык, шершавый и распухший, уже не умещается во рту… Бежецкий силился проснуться и не мог, снова и снова низвергаясь в забытье, по выходе из которого все повторялось… Неужели это — тот самый ад, преисподняя, где предстоит мучиться вечность… Не тряси, Харон! Когда же мы наконец причалим?… Пить… Пить хочу…

Окончательно очнулся Александр в полутемном помещении. Он лежал на незнакомой кровати, раздетый. Со страхом пошевелил рукой — удалось! Сон явно завершился, причем, видимо, благополучно. После нескольких неудачных попыток Бежецкий приподнялся и сел в постели, в голове шумело, немного подташнивало, хотелось пить так сильно, что язык казался потрескавшимся, как арык. Нет, арык — это канава в Туркестане, а потрескавшийся — такыр, высохшая глина. В голове немного путалось, как после наркоза. С трудом переводя взгляд, ротмистр обвел глазами комнату, в которой оказался. Что-то похожее на больничную палату. Что же произошло? Куда делся кабинет этого знахаря-психоаналитика? Или не было никакого кабинета? Может быть, тоже один из кошмаров? Нет, закрыв глаза, Бежецкий снова явственно увидел кабинет, его элегантного хозяина, горничную… Куда же завез его Володька-балбес? Александр, откровенно говоря, помнил из всей поездки до появления того странного “эскулапа” лишь скрип тормозов на крутых поворотах и сигналы встречных автомобилей. Возможно, Володька (и он, Бежецкий, вместе с ним) долихачил-таки? Тогда что получается: все происшедшее у знахаря