Люди меча

алось еще долгих две недели. Еще две недели заточения на Кесовой горе, прежде чем он сможет хоть чего-нибудь сделать.

Быстрым движением Шуйский поймал бредущую по крыльцу кошку, поднял, поднес мордой к своему лицу. Мохнатая охотница за мышами обмякла, ожидая продолжения.

- Убоины хочешь? - спросил ее боярин. - Вижу, что хочешь...

Он занес кошку в трапезную, посадил на стол и пододвинул тарелку с бужениной:

- Ешь!

Потом налил себе еще чарку, выпил, захрустел соленым огурцом.

- Ты представляешь, я, боярин Шуйский, вынужден просить у этого тупого приходского попика Сильвестра и его дружка Адашева, чтобы они позволили мне своих детей боярских для похода собрать! Ну, Адашев ладно, ему хоть брат Данила советы умные дает, а Сильвестр тут причем? Его даже митрополит Макарий по имени не помнит! Хотя, может, и помнит... Дай буженинки кусочек... Дай, а то лопнешь от обжорства. Нет, Зализа ладно, я согласен. Воевода боевой, уже не раз кровушку проливал... Не свою, немецкую... Его в сотоварищах я видеть согласен, хоть и безроден, он как Толбузин. Но Толбузин ехать не хочет никуда, при царе хочет оставаться. А мне, просто чтобы заметили... Надо... Всю Лиф-фляндию покорить...

Шуйский заметил, что мысли его начинают путаться, и очень обрадовался. Чем сильнее путаются мысли, тем скорее он сможет упасть спать и оставит позади еще один до ужаса скучный день. Поэтому он налил себе еще чарку, торопливо ее проглотил, и пообещал громко чавкающей кошке:

- Толбузина пущу, Зализу пущу. А коли Адашев али Сильвестр появятся: зараз в поруб посажу. Видеть их тупых харь не могу-у-у-у... У-у...

Боярин заметил, что вынужден удерживаться за край стола, дабы не свалиться, обрадовано поднялся и, пробираясь вдоль стены, пошел в опочивальню.

Однако ночь не может быть бесконечной, и ранним утром он снова вышел на крыльцо почти трезвым, злым и нетерпеливым:

- Фатых! День сегодня какой?

- Осьмнадцатое число, барин, - с готовностью откликнулся набирающий воду у колодца татарчонок.

- Лошадей холодной водой не пои, дай согреться! - предупредил хозяин.

- То для бабки Анфисы, - успокоил боярина мальчишка. - Тюрю скотине варить станет.

- Смотри у меня! -- Петр Иванович вернулся в Дом, поднялся наверх, подошел к сундуку, что стоял в чистой горнице, открыл, поднял на вытянутых руках черкающий сталью бахтерец. Зимой воевать хорошо. Зимой жара ратника до исподнего не раздевает, остав-As голым под вражьими стрелами. По холодку можно и поддоспешник хороший, толстый надеть, шапку меховую заместо подшлемника, налатник нарядный. Боярин огладил кривую саблю, после чего резко опустил крышку и уселся на сундук сверху.

Неужели так и доведется в усадьбе, в четырех стенах жизнь провести? Нет, он должен, он обязан победить в Ливонии всех, кто встанет на пути русских ратей. Ибо другого пути показаться царю, выслужиться из родовой немилости у него нет!

Боярин Шуйский подошел к окну, пытаясь разглядеть через тонкие слюдяные пластины происходящее