Золотой империал

шийся теперь к ногам насмерть перепуганной старушки. Хозяйка имела явное сходство с капустным кочаном из-за напяленного по причине утреннего морозца целого вороха каких-то ветхих поддергаечек и поверх них облезлой шубы, давно потерявшей всякое сходство с роскошной зимней одеждой, обычно называемой этим словом.

— Мурзик, вот он, утром на двор захотел, я его и вывела, — вещала пенсионерка, оказавшаяся Кораблевой Марией Владимировной, 1932 года рождения. — Он побегал, побегал, отметился по своим углам, да и сюда вот меня потащил...

Песик с таким несобачьим именем, обратив к Александрову мордочку с то ли гноящимися, то ли плачущими глазками, тихонько завыл с подвизгиванием, словно подтверждая слова хозяйки.

— Подбежал и давай снег копать. Я думала сначала, что он косточку какую нашел, хотела его оттащить... Он, знаете, с полмесяца назад гадость тоже какую-то в сугробе раскопал, слопал — потом дня три животом маялся, И тошнило его, и поносил, миленький мой...

— Пожалуйста, не отвлекайтесь, Мария Владимировна, — попросил капитан, пытаясь отогреть дыханием замерзшую на не по-мартовски жгучем морозце пасту в шариковой ручке.

— Вот я и говорю... Подбежал и давай снег копать. Я его тяну, а он — ни в какую. Вцепился во что-то, рычит. Думаю: отберу, нагнулась — глядь, а там рукав кожаный от куртки... Вещь хорошая. Я за него — а там рука, белая-белая...

Мария Владимировна сама вдруг побелела, несмотря на мороз, только что румянивший ее щеки, видимо, до нее запоздало дошел весь ужас происшедшего.

В сугробе обнаружились тела трех молодых людей, вернее, сначала идентифицировали возраст только двоих из трех убитых, так как у третьего, с украшенными татуировками кистями начисто отсутствовала голова, срезанная точно бритвой. Голова одного из целых покойников тоже держалась лишь на лоскуте кожи и части мышц и связок, а гортань и межпозвоночный хрящ были разрублены таким же хирургически выверенным ударом идеально острого орудия. Третий, лет четырнадцати-пятнадцати на вид, лежал ничком, скрючившись, со сквозной колото-резаной раной в спине. Снег под всей троицей на большом протяжении был насквозь пропитан кровью, вероятно, обильно хлеставшей из жутких ран, без всяких сомнений, изначально «не совместимых с жизнью»...

Все, что пенсионерка могла сказать, уже было занесено в протокол, а держать на морозе переволновавшуюся пожилую женщину Александров не счел гуманным. Отправив свидетельницу вместе с закоченевшим пуделем домой под присмотром сержанта Аксакова, капитан направил усилия зябнувших подчиненных: лейтенанта Лукиченко, старшины Семенова и двух сержантов — старшего и младшего, фамилий которых не помнил, на поиск недостающей части татуированного трупа. Сомнительно, чтобы неизвестный убийца прихватил ее с собой в качестве невинного сувенира — в противном случае имелся бы не один, а три обезглавленных жмурика. Хотя...

В процессе поисков совершенно неожиданно обнаружился четвертый «подснежник», валявшийся лицом вниз в кустах метрах в тридцати пяти