Ангел Спартака

теля, поймала зрачками лунный свет первой нашей с Ним встречи, подождала немного, а затем поглядела — прямо в глаза старшому стражи.

Открыли — даже вопросов не задали. И я себя не спросила. Надо идти! Ничего, что вещей не взяли, что на мне не дорожный плащ — мокрая мятая палла поверх мокрой туники, что денег в обрез. Надо идти!

Куда — даже не подумала. Надо.

И вот ночь, мокрый камень под ногами, дорога на Капую. Аппиевой ее обычно зовут, но здесь, у стен римских, иное она имя имеет. Мокрый камень слева и справа — гробницы, одна за другой, теснятся, на булыжник налезают. Дорога Гробниц...

— Ну, Папия! Знал бы, ни за что тебя не пустил! Ночь, а вокруг — видала страх какой? А если эти... ламии?

Смеюсь. Не смешно, мокрый камень на сердце, но все равно смеюсь. Ламии, понимаешь!

— Это не страх, мой Аякс. Это даже не автобусы на Дахау.

Отвечаю, не думая, не пытаясь даже понять, что говорю. Не до того. Я должна, должна... Что должна? На миг проснулась словно. Куда бегу? В Риме еще есть дела, на пару дней можно остаться, не поймают вот так, с ходу, на улице, девушку, говорящую по-оскски, по имени Папия. Можно и на Форум сходить, и про Красса-святотатца узнать побольше... Крикса нет, погибло его войско, но война продолжается, Папия Муцила, внучка консула. Павших оплачем после победы, а пока ты должна думать только о войне, о том, как разбить врага, как сокрушить проклятый Рим. Значит, уходить нельзя, крыса должна оставаться в норе, у крысы много дел, Спартак ждет твоих писем...

Нет! Идти, надо идти, надо спешить.

Слева гробницы, справа гробницы, с каждым шагом становится все темнее, хотя ночь давно в полной силе. Но все равно — чернеет вокруг, тьма наступает, мешает двигаться, а дорога, страшная Дорога Гробниц, становится все уже. Серые... Нет, черные камни совсем рядом, протяни только руку, холод ползет по коже, леденеют пальцы...

И Аякса нет. Только что был рядом — и нет. Ничего, надо идти, надо спешить.

— Мне надо спешить! Мне очень надо...

Хрип из горла вместо голоса. Тьма заливает рот, мутит сознание.

— Ты уже пришла, обезьянка.

Не удивляюсь, лишь вздыхаю облегченно. Спешила. Успела!
* * *

Вместо тьмы — огонь, неяркий, светло-зеленый, словно молодая трава. Словно моя кровь на старом алтаре. И черным увиделся мне Он, стоящий спиной к древним камням полуразрушенной гробницы. Но вот медленно, неспешно осветился Его Лик, словно Луна за тяжелыми тучами одолжила свое сияние. Нет, свет совсем не лунный, но тоже знакомый.

Он протягивает руку. На широкой ладони — горящая лампа-шар. Не стекло — что-то твердое, почти непрозрачное. Свет теплый, ровный, его-то я увидела.

— Папия Муцила!

Наклонился, подождал немного. Почему-то показалось, что Он улыбается.

— Пришло время все взвесить, оценить и разделить, моя обезьянка. Раньше Я говорил, что у тебя есть выбор, но в эту ночь выбирать не придется.

Поняла. Не придется.

— Я... Я сейчас умру?

Не ответил, не кивнул даже. На раскрытой, протянутой вперед ладони