Чаша гнева

ологие холмы Руэрга, пересеченные многочисленными реками, остались позади. Впереди, на горизонте, цепью неровных вершин маячили Севенны. Перебираться через них напрямую Роберу не хотелось, но объезжать горы с юга – значило сильно удлинять путешествие.

Поэтому он ехал прямо на юго-восток, надеясь, что эти горы окажутся к нему гостеприимнее, чем ущелья и кручи Оверни.

Была у него мысль искать помощи в одном из командорств Альбижуа или Руэрга, но не было никакой уверенности, что здешние братья, больше привыкшие собирать доходы и управляться с крестьянами, смогут ему чем-то на самом деле помочь, и не выдадут его людям короля, графа или папы.

В Провансе, который находится под сюзеренитетом короля Арагонского Педро, и где никто из вышеперечисленных властителей не имеет особенной власти, ему было бы куда проще.

– А ну стоять! – выкрик оказался настолько неожиданным, что Робер вздрогнул. Рука потянулась было к мечу, но тут же сменила направление движения, прикоснувшись к завязкам мешка, в котором хранилась Чаша.

Из-за толстенного дуба, который, судя по всему, был желудем лишь во времена Карла Великого, выступил человек с арбалетом в руках.

– Не стоит спешить, путник, – сказал он, – а то я могу и выстрелить, клянусь Святой Марией Рокамадурской!

– Что тебе нужно от меня? – спросил Робер, незаметным движением извлекая Чашу из мешочка. Он решил, что столкнулся с обыкновенными разбойниками, которых во Франции больше, чем блох на бродячей собаке. Удивлял только арбалет – редкий грабитель может позволить себе настолько дорогое оружие…

Не отвечая, арбалетчик засвистел, подражая соловью.

В ответ кто-то прокуковал.

– Жди, путник, – проговорил разбойник, – сейчас прибудут те, кто будет решать твою судьбу.

Донесся стук копыт, и из-за поворота вылетели несколько всадников. Возглавлял их рыцарь. На его алой котте четко был виден полый двенадцатиконечный крест, выполненный золотом.

Герб графства Тулузского.

Робер понял, что мысль о разбойниках была ошибочной. Подобравшись, он принялся шептать про себя слова молитвы, пробуждающей Чашу к жизни.

Вслед за рыцарем скакал оруженосец, чуть отстали несколько конных воинов, судя по мрачному и злобному виду и тому, что они были буквально обвешаны оружием – из наемных сержантов.

В одиночку, с одним мечом и без доспехов у молодого нормандца не было против такого отряда, даже не учитывая арбалетчиков, ни единого шанса.

– Кто вы такой, мессен, и что делаете в этих местах? – спросил рыцарь с резким южным выговором, остановив лошадь в нескольких шагах от Робера. Темные глаза смотрели с подозрением.

– Путешествую по собственной надобности, – сказал Робер. Плащ на его груди распахнулся, и открылся алый крест на белом фоне. Котту он, даже когда переоделся, менять не стал. Она была последним, что осталось у него от Ордена.

Избавиться от нее значило совершить предательство.

– Это он! – закричал рыцарь. – Стреляй!

Арбалетчик, при появлении всадников опустивший оружие,