Зазеркальные близнецы

онпринц Карл-Вильгельм за участие в битве при Ватерлоо, в 1922 году — фельдмаршал Карл фон Штеттин за успешные боевые действия против британского генерала Веллерса в Африке.

Знак ордена представляет собой муаровую травянисто-зеленую ленту с узкой золотой каймой по краям, носимую через правое плечо и сколотую у левого бедра миниатюрной подвеской в виде восьмиконечной звезды, усыпанной бриллиантами с пурпурно-красным эмалевым орлом в центре. Звезда ордена, повторяющая набедренный знак, но большего размера, носится прикрепленной к правой стороне мундира или сюртука…”

Все это Александр почерпнул из статьи, скачанной по Сети из справочника по орденам и прочим наградам Германской Империи. Чертовщина какая-то! Неужели он действительно сходит с ума? Или благополучно сошел уже где-нибудь на берегу таежной речки? А может, раньше? Вдруг весь этот последовательный и фантасмагорический бред пораженного горячкой мозга только привиделся больному воображению? Ну конечно! Съехал с катушек на почве постоянных кошмаров и загремел в “желтый дом”. А санитары, позвольте спросить, где? Решетки там на окнах, двери без ручек, смирительные рубашки и прочее. А может, тот горный “санаторий” и есть психиатрическая лечебница, а его, Бежецкого, теперь усиленно лечат, пичкая, как он где-то читал, разными хитрыми снадобьями, в том числе и галлюциногенными? Не было никакого бегства по горам, никакого Соседа, никакого нападения главного врача Ильи Евдокимовича…

Совсем замороченный такими мыслями, не знающий, что и подумать, Александр направился было в кухню, где его ожидали брошенные впопыхах пакеты и свертки с разнообразной снедью, а главное — напитками, чтобы внести некоторую ясность в вихрем крутящуюся в мозгу муть, но на самом пороге его остановил телефонный звонок.

Кто бы это мог быть? Бежецкий несколько мгновений задумчиво смотрел на заливающийся деликатно-приглушенными трелями изящный перламутровый “сименс”, а потом решительно протянул руку и снял трубку.

— У телефона, — бросил он в серебристую дырчатую мембрану и с замиранием сердца услышал на другом конце провода такое знакомое и близкое:

— Саша?
* * *

Александр, не глядя на замершую в своем кресле, как мышка, баронессу фон Штайнберг, мерил шагами невеликую диагональ ее будуара. Услышанное разом разметало в пыль всю тщательно выстроенную стратегию поведения, в корне меняло расставленные акценты. Теперь вся головоломка волшебным образом сложилась в неприятную по сути, но вполне понятную по содержанию картину, не собираясь более рассыпаться. Застыли на своих местах все актеры пьесы, только что метавшиеся по сцене и мешавшие друг другу. Время, отпущенное на размышление, истекло, Александр вздохнул и остановился.

— Рита, могу я рассчитывать на твою помощь?
* * *

Сумерки летней ночи наконец сгустились, на короткое время накрыв город благодатным полумраком. Темнотой это странное состояние между днем и ночью назвать было нельзя — белые ночи, господа, белые ночи, — но улицы, как и положено по ночному времени,