Печать на сердце твоем

мноты…

— Какая деревня? — не понял Згур. Роща, что ли? Ярчук задумался, почесал бороду:

— Деревня… А и вправду, вроде как* «дерево». Деревня — там люди живут. Село, по-вашему. На снегу ночевать — не мед, однако!

Згур вновь оглянулся. За лесом — мост, там стража, но можно обойти с восхода…

— Ярчук! Ты теперь свободен. Иди куда хочешь, а я попытаюсь вернуться…

Венет покачал головой. Згур отвернулся, сцепил зубы. Ведь это он просил отца отпустить «чугастра»!

— Мне надо вернуться, понимаешь? Я тоже свободный человек! Иди своей дорогой…

Ярчук вновь помотал кудлатой головой:

— Не можно. Слово я большому боярину дал да клятву. Духами предков клялся, овинником да тем, кто во ржи сидит. Буду тебя оберегать, молодой боярин! Сказывал мне большой боярин, что неможно тебе вертаться! А большой боярин — он добрый! Меня отпустил, серебра дал, одежу дал, зброю. У нас таких бояр и нет. Злы они у нас…

Згур покосился на разговорившегося венета, пытаясь понять, не шутит ли тот. Добрый Ивор! Куда уже добрее!

— И не пытайся меня убить, молодой боярин! — внезапно добавил Ярчук. — Не выйдет, однако!

Тон был такой, словно Ярчук разговаривает с мальчишкой-недоростком. Згур решил не отвечать. Слова стоят дешево! Интересно, сколько этому «чугастру» лет? Наверно, все сорок будет.

Тем временем венет поправил заплечный мешок, вновь огладил бороду — и внезапно согнулся, схватившись за поясницу. Цепкая хворь вернулась. Ярчука опять рвало — без пощады, выворачивая наизнанку. Приходил он в себя долго, стонал, скрипел зубами, жадно глотая морозный воздух.

Згур покачал головой, невольно сочувствуя, но тут же понял — не время. Он уже пожалел этого дикаря, а теперь

грязный венет смеет куражиться! Ладно! Мечом его не достать, сонным не зарезать. А если по-другому?

Згур свистнул и, сильно оттолкнувшись, помчался вперед. Снег выпал дня три назад и уже успел покрыться звенящим настом. Смазанные лыжи скользили легко, и даже тяжелый мешок за плечами, казалось, стал наполовину легче. Морозный ветер ударил в лицо, и Згур весело усмехнулся. Вперед, сотник!

На лыжи он встал еще в Буселе, но в Учельне пришлось побегать по-настоящему. Безжалостный Отжимайло каждую зиму гонял их сквозь заснеженный лес — с утра до вечера, с полной выкладкой. Два года назад рыжий сполот, никому ничего не сказав, построил их на лесной опушке и внезапно заявил, что отсюда они пойдут прямо до Савма-та — восемь дней пути с ночевками у костра. Трусам и слабакам было предложено остаться, остальных же наставник пообещал сделать слегка похожими на настоящих бойцов — ежели доползут, само собой.

Згур дошел — вместе с двумя десятками тех, кто не отстал, не ушел отогреваться в придорожные села. Савмата он не увидел: вначале отсыпался в жарко натопленной гриднице, а затем Отжимайло вновь приказал надевать лыжи и идти домой — тем же путем. Потом, в сиверских лесах, преследуя Меховых Личин, они часто вспоминали наставника. Сам Отжимайло — полутысячник Жмайло Резан, погиб от случайной