Ангел Спартака

— На кресте? Хорошо бы!
Антифон

Претор Гай Клавдий Пульхр Глабр тогда уцелел — не погиб и в плен не попал. И Квинтилий Басс выжил. Быстрые, видать, их кони оказались! И римлян спаслось не так и мало. Мы с Аяксом не всех видели, большинство не в Помпеи — в Капую поспешили, к Риму поближе. Только не ошиблись мы — отвоевалось войско. Беглецов из-под Везувия в легионы уже не брали — ни в консульские, ни в те, что Красе в бой вел. Словно прокаженных.

Глабр же в доме своем прятался от стыда, нос наружу не показывал. Только не спасло. Когда Гай Октавий с Антонием резню в Риме устроили, и до него, старика уже, очередь дошла. Выволокли на улицу, на колени поставили, мечом по горлу полоснули. Говорят, плакал напоследок.
* * *

— Ого!

— Где — ого, Аякс? Опять?

Пригляделась. Не то чтобы «ого», но интересно. Фмуирт продолжается. Все как положено, после пехоты тяжелой — конницы черед. Не то чтобы много конницы этой, но с полсотни наберется. И не просто, а с оружием, строем ровным, прямо посреди дороги. Вот и значок, даже не один — два!

— Ого! Давай-ка, Аякс, в сторонку.

Отошли, переглянулись. Значит, не все бегут. Эти точно не бегут — отступают — спокойно, неспешно, чтобы коней заморенных не погубить. Все верно, прикрытие. Если наши следом побегут — беглецов ловить да резать, эти развернутся, протрубят в букцины... Сцепила зубы, хмыкнула. Ничего, и до вас доберемся, храбрые! Ишь, не бросили значок, еще и чужой подобрали! Кто это там такой решительный?

Решительный впереди ехал — рядом со значком. Без шлема, голова в повязке окровавленной. Гордо ехал, будто не после разгрома, будто не позор и смерть за ним гнались.

Всмотрелась. Глаза протерла. Не может быть?! А почему собственно, не может?

— Феликс! Феликс Помпеян! Феликс!!!

Дернулась окровавленная голова. Дернулась, ко мне повернулась.

— Папия?! Да? Папия! Турма-а-а-а, сто-о-ой! Прива-а-ал! Лошадей водить по кругу, воды без приказа не давать.

— Зарезать думаешь парня? — недобро оскалился Аякс. — А что? Пока его орлы конями занимаются... Отведи-ка его в сторонку, подальше.

— Ты что? — ахнула я. — Это же Феликс!
Антифон

Волку выть на Капитолии!

Тогда я готова была сердце у себя вырвать, чтобы на день приблизить смерть проклятой Волчицы. У себя — и у любого, у каждого. Рим — это те, кто убили мою семью, Рим — это мой хозяин, да гореть ему в загробном Дахау. Рим — это Сулла, это — гибель Италии!..

Но Рим — это и мой Гай, Гай Фламиний Не Тот. Рим — это Тит Лукреций Кар, Рим — это Феликс. Хуже! Феликс Помпеян — не просто Рим, это еще и измена. Оск, предавший родину, проливший кровь на службе у врага. И что же?

«Сокруши кости его, разметай прах по ветру — и перебей его род до седьмого колена», — велел Учитель.

Тогда я запрещала себе думать о таком. И сейчас запрещаю.

Ты выжил, мой Феликс! И этого достаточно.
* * *

— Докладываю! Да! Блестяще проведенный бой! Блестяще! Закончился полным разгромом подразделения. Да. Нет! Спасли значок когорты. Подвиг!