Если смерть проснется

. Все одно к одному, не забыли даже о засаде, которую Сварг подготовил для бедняги Войчемира, своего невинного брата.

Когда гонец замолчал, тяжело переводя дыхание, Войчемир жестом отослал его и повернулся к гостям. Те переглянулись.

— Кубыть, пропала зимняя ярмарка…— вздохнул тысяцкий.

— К-какая ярмарка? — поразился Войча.

— Зимняя, на Коляду, — пояснил Курило. — Гости торговые с Савмата, кубыть, и не приедут… И с Коростеня… И с Валина…

— Ганьба! — буркнул Кулебяка, причем было совершенно не ясно, что именно он имеет в виду — мятеж, тысяцкого, ярмарку или всех вместе.

— Постойте! — поразился Войча. — Так веди… Делать чего?

— Кубыть, ограм продадим, — бровастый вновь вздохнул. — Да только огры такой цены не дадут…

— Зато дань в Савмат платить не придется! -оживился Кулебяка. — Потому, пока сполоты дерутся, нам всем — свобода!

— И то! — оживился тысяцкий. — Ежели дань оставить…

Войча, наконец, понял. Для него случившееся — беда, эти же видят совсем другое.

— Так ведь шо? Кубыть, свободными станем! — подтвердил его догадку бровастый. — Это ж сколько серебра у нас останется!

— Ты, товаряк Кей, теперь тоже свободный! — откликнулся Кулебяка. — Потому как сполотам не до нас. Теперь-то мы права защитим… Наречие опять же родное!

То, что одноусый вспомнил о сиверском наречии, говорило о многом. В сполотские дела Тустань не будет вмешиваться. Братан Сварг не найдет тут поддержки.

О Сварге гонец сообщил лишь, что Кей, не желая проливать кровь, увел верные ему войска из Савмата и отошел на полночь, к сиверской границе. Похоже, это слегка обеспокоило присутствующих.

— Войско бы собрать, — осторожно заметил тысяцкий. — Сотен пять, а то и поболе.

— Верно говоришь! — подхватил одноусый, словно не кричал еще совсем недавно Куриле «Ганьба!». — Соберем! Да не пять сот, а пять тысяч!

— Да вы чего? — поразился Войча. — С кем воевать-то?

— Не с кем, а за шо, Кей! — Курило поднял вверх толстый палец. — Свободными будем — заживем! Все наше будет, ничего сполотам давать не придется!

— Да ты не волнуйся, товаряк Кей! — добавил Курило. — Мы все по обычаю устроим! Весь народ соберем и спросим, кубыть, желают ли они свободными стать. И тебя, товаряк, вольными голосами Светлым выберем! Будешь над свободной Сиве-рией государить, права наши от супостатов беречь!

Одноусый разгорячился и, казалось, готов тут же запеть племенную песнь «Еще живы мы, сиверы».

— Вы чего, бунтовать решили? — возмутился Войчемир. Ответом были хитрые ухмылки:

— Нам бунтовать, кубыть, не с руки, Кей! То волотичи бунтуют. А мы, сиверы, завсегда мудростью славились. Не тот сивер, шо победил, а тот сивер, шо выкрутился! Вот к нам свобода, кубыть, и свалилась…

Наутро по улицам Тустани начали кучковаться люди. На Рыбном Торгу «унсы» собрали толковище, обсуждая новости и требуя свободы, а к вечеру во дворец наместника явилась немалая толпа, в которой были и дедичи, и Кеевы мужи, и «унсы» во главе с Кулебякой. Пришедшие поклонились Войчемиру в