Слуга царю...

очь…

«Ничего себе! — едва не ахнул вслух Бежецкий. — Неплохо погулял близнец…»

— Так уж и двести пятьдесят? — усомнился он вслух, не моргнув глазом.

— Если быть точным, — скромно, как юная гимназистка, уставился в стол Кирилл, застенчиво рисуя что-то пальцем на скатерти, запятнанной вином и разнообразными закусками до такой степени, что она по цветовой гамме могла соперничать с «лоскутным одеялом» политической карты Германской империи, — то двести девяносто пять… Сорок пять, прости, отдам как-нибудь после, но двести пятьдесят — держи…

Володька Бекбулатов, конечно, гордо бы отказался, да еще вступил в нудную полемику с должником, непременно завершившуюся бы либо дуэлью, либо новой грандиозной попойкой, которая вошла бы в анналы гвардейских кутежей… Но, увольте, мы-то не гусары! Две «радужные» и пять «красненьких» перекочевали в бумажник полковника.

— Ну вот, — удовлетворенно подытожил драгун, когда финансовый вопрос был улажен, а бокалы снова наполнены. — Гора с плеч…

— Наследство получил, что ли? — улыбнулся Бежецкий, пригубив шампанское и задумчиво разглядывая этикетку с императорским двуглавым орлом и весомой надписью «Поставщик двора Его императорского Величества» на этикетке. Раз вопросов больше нет, то, наверное, пора и честь знать… Как бы теперь половчее откланяться, чтобы не оскорбить обидчивого поручика.

Ладыженский безнадежно махнул рукой, ставя пустой бокал, и потянулся под стол, зашарив там в поисках полной бутылки.

— Все мои родственники, Саша, благодарение Господу, здоровы и крепки… Мы, Ладыженские, вообще долгожители. Прадед мой (дедушка, слава богу, жив и здоров, если можно так сказать про девяностолетнего старца) до ста двух дотянул, прапрадед — до ста пяти… Мне, конечно, это не грозит:

Не убьют на поле брани,

так пристукнут в кабачке,

не паду от сабли вражьей,

так подохну на…

Отхохотав над довольно остроумным восьмистишием, из соображений нравственности, да и цензурных, приводимого здесь нами только наполовину, Александр кликнул официанта и заказал еще шампанского, потому как поиски Кирилла успехом не увенчались, да и вкусы у них несколько различались: драгун любил полусладкие сорта, а Бежецкий — брют.

— Да ты прямо поэт, Кирилл…

— Увы, не я. Был такой хороший человек — Савелий Боркич, лейб-гусар: умница, рубака, выпивоха похлеще меня… Лично мне его знать не довелось — читал в размноженных «на коленках» тетрадях, а сложил он свою буйну головушку в памятном девяносто третьем…

Оба помолчали и, не сговариваясь, выпили не чокаясь, чтобы помянуть тех, кто в те мрачные дни был и на «правой» стороне и на «виноватой».

— Кстати, ваша светлость, — Ладыженский снова перешел на «вы», не то серьезно, не то в шутку. — Что вы думаете о Рыжем, благополучно возвратившемся в Зимний дворец?..
* * *

Александр лежал, закинув руки за голову, без сна, смотрел в потолок, изучая украшающую его лепнину, которую словно видел впервые, и снова и снова прокручивал в мозгу сумбурный и какой-то ненастоящий разговор,