Третья женщина

«…Тебе ничего не угрожает. Не бойся. Все кончено. Боже, как я был безрассуден…»

Голос казался знакомым. Глубокий, чувственный баритон Джеффри Морхауза. Но с кем он говорит? Почему шепотом?

«Джудит? Ты проснулась? Пожалуйста, выслушай меня…»

Тихий, умоляющий голос. Или это ей снится?

«…Прошу тебя. Мне необходимо объяснить. Мод больше не потревожит тебя. Никогда. Я принял решение… Джудит?»

Мод?

О ком он говорит?

Джудит с усилием открыла глаза. Далекий остров растворился в бездонных глубинах сна. В поле зрения возникли незнакомые предметы обстановки. Сабля над полкой камина, рыцарские доспехи на тумбе из красного дерева в углу. Джеффри Морхауз, в халате, со всклоченными волосами, сидел на краю постели, глядя на нее с озабоченным лицом. Она находилась в его комнате, наедине с ним…

Прежде чем это открытие улеглось в сознании, вернулись прошлые страхи. Пожар, безумный танец и неизъяснимый ужас, сметающий все на своем пути.

Она тихо заплакала, закрывшись руками. Дрожь сотрясала тело, жалобные всхлипы казались отзвуками дождя, падающего за окнами Челси-Саут. Рука Джеффри Морхауза нежно коснулась ее запястья. Сильное, успокаивающее прикосновение. Она продолжала плакать, и он не мешал ей. Достаточно, что он находился рядом, чтобы вновь обрести уверенность в себе. Безумное видение исчезло. Навсегда ли?

— …Тебе нужно выплакаться, — медленно, подбирая слова, проговорил он. — Я получил по заслугам, подвергая тебя такой опасности. Однако кто мог предположить подобное? Последнее время она была так послушна… Я не должен был играть жизнью людей. Когда ты сможешь слушать, я попытаюсь рассказать о проклятии дома Морхаузов. Да, в Челси-Саут есть свой фамильный призрак. Несчастная сумасшедшая, существование которой тяжелее, чем смерть…

Сквозь слезы, еще не понимая, о чем он говорит, Джудит прошептала, словно маленькая девочка:

— Кто она?

Ответ не был неожиданным. Другого объяснения не существовало.

— Сестра Ливви, — с грустью в голосе произнес Джеффри Морхауз. — Мод Далль.

— Сестра?

— Да! — повторил он с внезапным ожесточением. — Несчастный, сумасшедший лунатик. И самое страшное, что такой ее сделал я!

Джудит вжалась в подушки, глядя на искаженное мукой лицо. Новые загадки, на которые нет ответа. Нужно так много узнать. Где теперь эта женщина? Где Диккенс? И что сама она делает в чужой спальне!

Однако для расспросов не было времени, как и для щепетильной гордости или смущения. Она поняла это в одно мгновение. Джеффри Морхауз был слишком измучен, чтобы придерживаться этикета.

Требовать соблюдения этикета было уже поздно.

Хозяин Челси-Саут словно угадал ее мысли. Проник в ее сомнения и страхи.

— …На счастье, мы услышали крики. Диккенс и я. Мы успели вовремя, чтобы не допустить… — он умолк, нахмурившись. — Не стоит и говорить, что от комнаты осталось одно пепелище. Вы проведете эту ночь здесь. Для меня приготовлена другая комната. Мод заперта в своей спальне. Диккенс привязала ее к кровати и дала выпить снотворное. Она больше не причинит вреда никому, в том числе и самой себе. Боже, каким кошмаром это было для тебя…

Джудит села на постели, подтянула колени к подбородку, взглянула ему в лицо. Сухие глаза и волевой рот. В его мужественных объятиях она чувствовала себя, как в детстве, когда покойный Александр Рейли подхватил ее, упавшую с крыльца, на руки.

— Мистер Морхауз… — гортань едва повиновалась ей. — Я больше не плачу. Расскажите мне о Мод. Я хочу знать.

— Хорошо, — угрюмая улыбка осветила его лицо. — Однако теперь, мисс Рейли, вы можете называть меня моим христианским именем. Мы оба прошли ту границу, когда соблюдают формальности.

Как объяснить мягкий, горячечный трепет, что охватил ее? Казалось, губы не в состоянии вымолвить имя, которое он требовал от нее. Надежда, обретшая воплощение. Сбывались ее грезы, свидетелями которых были молчаливая комната и потушенная свеча. То, что представлялось игрой для Джеймса Денема, не было таковым сейчас. Джеффри Морхауз был серьезен, как сама жизнь.

— Джеффри, — выдохнула она, ощущая вкус его имени.

— Джудит, — тихо произнес он.

Он коснулся ее руки, прежде чем начать рассказывать. Джудит не отодвинулась. Негромкий, чарующий звук голоса захватил ее.

— …Несчастье с Оливией было для меня полнейшей неожиданностью. Мы собирались в Ковент-Гарден на представление «Аиды». Если бы Ливви осталась на сцене, она стала бы примадонной. Хотя что теперь говорить об этом? На площадке лестницы, возле самого входа, ее каблук провалился в щель между плитами — она потеряла равновесие. Я находился слишком далеко, чтобы подхватить ее. У Мод, которая в тот вечер была вместе с нами, рассыпались бусы, и я помогал собирать их, когда все случилось… Бог мой, я как сейчас это вижу. Ливви в длинном вечернем платье, словно тряпичная кукла, падает, ударяется о ступени. Мод кричит…

Джеффри Морхауз замолчал, захваченный ожившими воспоминаниями, вновь переживая их на глазах Джудит. Он с грустью улыбнулся, когда она погладила его руку. Справившись с чувствами, он продолжал рассказывать. В ровном мерцании настольной лампы, накрытой матовым стеклом, его лицо казалось пепельно-серым.

— Мод видела, как все произошло. От ужаса она впала в беспамятство. Позднее, когда ее осматривали доктора, все они пришли к одному и тому же заключению. Ее угнетало чувство вины за то, что она заставила меня собирать рассыпавшиеся бусы вместо того, чтобы помочь жене подняться по лестнице. От этих мыслей она потеряла рассудок. Превратилась в неподвижного зомби. Состояние каталепсии, когда больной практически не реагирует на внешние раздражители. Теперь все позади.

Первое время ей была необходима трость, ноги восстановились полностью, но осталась привычка опираться на что-нибудь при ходьбе. Не знаю, чем это вызвано, и думаю, лучше не мешать ей.

Он пожал плечами и вздохнул. Парчовый халат натянулся на широкой спине.

— Естественно, я не находил себе места после несчастного случая. Блестящая карьера Оливии, ее жизнь были разрушены в одночасье. Осталась немощная калека, обреченная до скончания дней лежать в постели с неизлечимой травмой позвоночника. Без надежды на выздоровление. Что касается Мод… в ее жизни не нашлось друга, способного взять на себя часть бремени, выпавшего на ее долю. Она была одинока, как старая дева. И тогда я принял решение. В нарушение закона я оставил ее дома, не стал отдавать в клинику для душевнобольных. Знакомым я сообщил, что отправил ее в швейцарский пансионат на излечение. Однако все время она находилась здесь. В маленьком чулане под лестницей. Я был вынужден лгать, когда говорил, что там моя мастерская. Это ее жилище, где она может существовать, не видя света дня. Вначале я тешил себя надеждой, что к ней вернется рассудок, однако ее состояние лишь ухудшалось с годами. Это было настоящее безумие!

— В тот вечер, когда я приехала… — удивленно прошептала Джудит.

— Да, это была она. Выбралась из комнаты поиграть. Кто знает, что происходит в ее голове? Люди, теряющие рассудок, становятся похожими на детей. Живут собственными фантазиями… Я запер ее, перед, тем как открыть входную дверь. На какое-то мгновение мне показалась абсурдной вся затея с объявлением. Ведь придется гораздо тщательнее охранять секрет. Раньше она жила в своей спальне, но ее лунатизм заставил меня подыскать ей более надежное помещение. Ничего удивительного, что она до смерти испугала тебя. Зрелище не из приятных.

— Она рыдала, когда я проснулась, и потом эта свеча, невнятные угрозы…

Его глаза сузились, впившись в ее лицо.

— Что она говорила? — голос звучал жестко. Почти сердито.

— Обычный набор, — Джудит задумалась, вспоминая. — Кто-то хочет убить ее, Ковент-Гарден, ария Лакме… о, Джеффри, не смотри на меня так! Я понимаю, как ужасно это чувствовать.

Хмурое выражение исчезло: он покачал головой, неуверенно улыбаясь.