Город смерти

Прошло еще некоторое время, и город стал самым настоящим мегаполисом. На моих глазах формировался его современный облик: засияли электрические фонари, появились автомобили и кинотеатры, укоротились юбки. Началась и кончилась война. Разгорелась еще одна. И, пока мир пытался совладать с новыми, еще невиданными ужасами, виллаки размышляли о своем месте в системе мироздания.

Я присутствовал при том, как они собрались и начали обсуждать положение вещей. Они чувствовали: вселенная уже не та. Люди всегда были гнусным, склонным к разрушению племенем, но теперь появилась новая порода, которая, как видели виллаки, еще ужаснее. Заглянув в будущее, жрецы увидели впереди хаос и резню, перед которыми окажутся бессильны, если не изменятся сами. Требовалось подогнать стратегию под новые правила игры. Если будущее — это хаос, — решили виллаки, — противодействовать ему также надо силами хаоса.

И тогда, вновь закинув сеть, они изловили беспризорного мальчишку, злобное, звероподобное, отсталое существо, которое даже не умело говорить. Хотя он всячески упирался, они затащили его в свое обиталище и совершили полный ритуал, наделив его силой Ватаны. А затем, вместо того чтобы обучить его, как они обучали других — сообщить ему, в чем состоит его дар, как им пользоваться, как его контролировать, — мальчика без всяких объяснений вернули назад на улицы города и бросили на волю судьбы.

Виллаки начали ждать. Они знали: придет день, когда мальчик увидит сон, пустит свой дар в ход и начнет их разыскивать. Когда этот день настанет, они будут наготове и завершат ритуал рождения — но и только. Пусть решает сам. Пусть создает кого хочет. Они никогда не скажут ему, кто он такой и какой цели служит. Таким образом они надеялись воспитать себе слугу, который будет соответствовать по духу своей грязной эпохе, человека, который возьмет город в ежовые рукавицы и обеспечит его процветание в суровые и непредсказуемые новые времена.

На том видение и окончилось. Напоследок я увидел, как мальчик пробирается по темным зловещим проулкам города, который ему суждено завоевать. Выглядел он ужасно: оборвыш с длинными нечесаными волосами, грязным лицом, вечно оскаленными зубами. Слов у него в голове было мало, но ощущения он знал, а они говорили ему, что он голоден и должен подкрепиться. И потому, уже забыв про странных слепцов и их пение, мальчик брел по городу — единственному известному ему миру — и искал, чем бы поживиться.

* * *

Осознав, что кто-то дергает меня за рукав, я повернул голову — и увидел, что Кардинал оттаскивает меня от слепцов. Его губы двигались, но я ничего не слышал. В последний раз взглянув на создателей марионеток, я встряхнул головой и вернулся в реальный мир.

— Что это было? — спрашивал Кардинал.

— Они… Там… Я надолго вырубился?

— На несколько секунд. Они ухватили вас за плечи и что-то забормотали. Вы застыли столбом; я стал вас дергать, но вы словно бы и не замечали. А потом… Ну ладно. Так что это было? Они таких номеров ни разу еще не отмачивали.

— Я хочу выйти, — пробурчал я.

Он молча направился к двери. Поднявшись по недлинному лестничному маршу, мы оказались в пустынном подвале «Парти-Централь».

— Ну? — спросил он. — Теперь можете сказать?

Я уставился на Кардинала, гадая, действительно ли оц так мало знает или только прикидывается. Если верить видению, он и в самом деле полный невежда. Интересно, как он среагирует, узнав, что он — лишь орудие, что он сам — марионетка в руках слепых жрецов-виллаков, всего лишь их очередной слуга, призванный сохранить их власть над городом. Я решил не испытывать судьбу. Если он всю жизнь прожил в неведении, пусть и дальше так остается.

— Я увидел… да ничего я не увидел, — заявил я. — Только огни. Множество огней. И по телу словно бы электрический ток пробежал, не очень сильный. Наверно, они меня проверяли — ощущение было именно такое.

— Хм-м. — Сощурившись, Кардинал почесал подбородок. По-видимому, он мне не поверил, но расспрашивать не стал. По-моему, в глубине души он опасался узнать лишнее.

— Ну что, — спросил он, — теперь-то вы мне верите? Они доказали, что я не вру — или вам мало?

— Они доказали.

— Вы мне верите?

— Да. — Тут я замялся. — Но я по-прежнему хочу узнать, какова моя роль. О себе вы наговорили с три короба, а обо мне — как-то маловато. Зачем вы меня создали? Почему мои ссадины так быстро заживают? Почему…

— Терпение, мистер Райми, — оборвал он меня. — Рассказ продолжится в назначенный час. Ну что ж, поедем наверх?

Мы вернулись к лифту. Кабина понеслась вверх. Мы оба молчали. Миновали пятнадцатый этаж, не остановившись. Я с беспокойством покосился на кнопки. Кардинал тем временем замурлыкал под нос какую-то тоскливую мелодию. Перехватив мой взгляд, он пояснил:

— Что-то мне свежего воздуха захотелось.

Лифт привез нас на самый верхний этаж небоскреба. Кардинал опять вышел первым. Мы вновь ступили на лестницу — эта вела наверх — и спустя пару минут уже стояли на крыше «Парти-Централь», созерцая раскинувшийся внизу город.

Здесь, у самых облаков, дул холодный свистящий ветер. Подойдя к самому краю неогороженного карниза, я глянул вниз. Глубокая пропасть, а на дне — пустота. Кардинал, подкравшись, хлопнул меня по спине — я чуть не свалился вниз. Он с хохотом отбежал прежде, чем я успел дать ему сдачи.

— Сюда, мистер Райми, — распорядился он и зашагал к стальному сооружению, внутри которого находилось лифтовое оборудование. — Здесь теплее. — У стальной стены стояли рядышком два стула. — Я часто сюда поднимаюсь, — пояснил он — когда требуется пораскинуть мозгами. Иногда прихватываю собеседника: люблю, знаете ли, проверять идеи на людях. Присядете?

Поблагодарив его, я занял место. Он был прав: здесь было теплее.

— Все, что у меня было, я вбухал в эту мою империю, — заявил он, тоже усаживаясь. Сложив руки «лодочкой», подул на них. — Отказался от всего, что не имело отношения к борьбе за власть. Единственный раз, когда я поставил себе другую… более глубокую цель… — это в случае с Кончитой. — Кардинал печально усмехнулся. — Я облажался, как последний дурак. Мне нужна была женщина, которая сможет меня полюбить, от которой я мог бы научиться любить сам. Верьте не верьте: тогда мне это было важно. Я создавал ее, вкладывая все силы, стараясь наделить ее всеми дарами, которые в моей власти. А я так, между прочим, умею. Взять хоть Паукара Вами: когда я его придумывал, я решил, что он станет самым приспособленным к жизни человеком на свете, сильным, ловким, выносливым; я объявил, что он никогда не утратит своей хватки и проворства. Он мне почти ровесник, но посмотрите: выглядит не старше тридцати. Такова сила слов. Мои создания во всем похожи на то, что я описываю. Я могу наделить их умом, здоровьем, физической силой — чем угодно.

Вами — одно из моих самых удивительных созданий, — продолжал Кардинал. — Таких я больше не делал. Я вам еще не говорил о недельном запасе прочности, а?

Я недоуменно уставился на него.

— За пределами города айуамарканцы могут существовать не больше недели, — разъяснил он. — Как только запас прочности исчерпан, они рассыпаются в прах. Но Вами — исключение. В момент создания я наделил его способностью существовать во внешнем мире — хотел проверить, возможно ли это. Как видели, он не просто смог существовать, но и преуспел.

Также он единственный айуамарканец, способный производить потомство. Вообще-то все вы бесплодны, как вагон пластмассовых кукол. Все, кроме Вами. Сколько радости мне доставило многолетнее наблюдение за этим кобелем…

«Интересно, что думает обо всем этом Вами, — задумался я. — Ушам своим не верит? Клянет Кардинала? Радуется?»

— Недельный запас прочности, — пробурчал я. — Значит, если бы я отложил возвращение на несколько дней…

— Капаку Райми каюк, — улыбнулся Кардинал.

— А… а как же Кончита?

Его усмешка стала горькой.

— Пока не уехала, — вздохнул он. — Как только уедет… включится счетчик. Я не догадался сделать ее невосприимчивой к реальности.