Неупокоенные

– Ее собирались похоронить… – продолжала женщина дрожащим голосом. – Уже читали ее любимый псалом – двадцать третий: «Господня земля, и исполнение ея, вселенная и вси живущии на ней». Я не могла на это смотреть. Не могла этого вынести! Я очнулась только на пути сюда. Я должна была приехать сюда… – ее руки задрожали так, что кубики льда в стакане стали биться друг об друга. – Это моя вина! Я была за рулем! Я должна была увидеть ту другую машину… Я должна была… спасти ее…

– Твою мать! – прошептал Трентон. – Она моя сестра…

– Минна, – резко сказала Кэролайн, – налей Адриане выпить.

Они сидели в молчании, пока Минна не принесла виски. Ей пришлось осторожно вынуть стакан из пальцев Адрианы – она сидела в оцепенении и как будто забыла, как ими двигать. Кэролайн чувствовала одновременно жалость и страх. Она помнила ту девушку на фотографии: широкое открытое лицо, веснушки и искренняя улыбка, как у ребенка из рекламы хлопьев или еще какого-нибудь «завтрака для всей семьи». И глаза. Ярко-голубые глаза. Как у Ричарда. Как у Трентона.

Кэролайн помнила, как ей позвонили из полиции и сообщили, что Трентон попал в аварию. Как она тогда мчалась на машине до больницы сквозь темноту, которая была готова ее поглотить в любую минуту.

Кэролайн встала. Адриана сжалась так, как будто ожидала, что она подойдет и ударит ее. Но Кэролайн больше не злилась – ни на Ричарда, ни на Адриану. В тот момент прошлое отпустило ее, она почувствовала долгожданную свободу и разлившееся по телу тепло и даже забыла о распухших лодыжках и похмелье.

Она не собиралась прощать его, все случилось как-то внезапно, как глоток воздуха после долгого погружения под воду. Теперь все кончено. Кэролайн просто любила его и ненавидела в одно и то же время. И это ее устраивало.

Она закрыла глаза и представила, что все комнаты в ее доме были атомами, которые составляли целую вселенную секретов и тайн. И она сама была в плену прошлого в ядре одного из атомов.

А теперь Кэролайн была свободна.

Она осторожно взяла Адриану за руку и сказала:

– Это не ваша вина.

– Она моя сестра… – снова прошептал Трентон, на этот раз, казалось, что он обращался к стене.

Сандра

– Я всегда хотела брата, – тихо сказала Ева, – а мама никогда не говорила мне про отца. Она сказала, что я из пробирки. Но это ложь.

– А теперь ты знаешь правду, – мягко сказала Элис.

– Наверное… наверное, это то, чего я всегда хотела, – знать правду. – Ева смотрела, как ее мать плачет в плечо Кэролайн. – Как бы я хотела, чтобы она не плакала. Она не виновата… – И вдруг она твердо сказала: – Я думаю, я готова.

– К чему готова? – спросила я, но она не ответила. Воздух задрожал, как струна скрипки. – К чему готова? – повторила я уже громче.

По телу прошел сильный спазм. Элис закричала. На секунду стало совсем темно. Когда тьма рассеялась, и я снова увидела столовую, наш скелет из лестниц и двери, которые открывались и закрывались как челюсти. Я почувствовала, что стала более легкой и какой-то… пустой.

– Ева? – прошептала Элис. Но никто ей не ответил.

Новенькая исчезла.

– Ну что ж, – сказала я, не понимая, почему мне так грустно и завидно в одно и то же время, – их нашли. Вивиан и Ева. Двое из трех пропавших детей найдены.

– Хватит, Сандра, прошу, – жалобно попросила Элис, как будто она была жертвой, а я – злодеем.

– Слишком поздно, Элис. Больше нет смысла притворяться.

Она глубоко вздохнула, как будто чайник на кухне засвистел.

– А тебе? – спросила она.

– И мне тоже.

Тишина. В ней я услышала, как постепенно оседают наши стены под действием гравитации и времени.

– Почему ты сказала, что Мартин стрелял в тебя? Столько лет ты лгала мне. Или ты правда забыла?

– Разве это имеет значение? – Я в какой-то мере снова почувствовала себя живым человеком, который устал скрывать правду. Она все равно вылезет из темных углов, как ее ни прячь. – Ты же знала правду все это время. Ты же была там.

– Да, знала, – сказала Элис, – но я ждала, пока ты сама обо всем вспомнишь.

– Да я и не забывала… – Было очень трудно говорить, думать, вспоминать. – Я просто хотела, чтобы всего этого не происходило со мной.

Мы замолчали. Адриана пялилась стеклянными глазами в стену, как идиотка. Трентон порвал на полосы уже не одну салфетку. Я была готова в тот момент поменяться местами с любым из них – для живых у всего есть начало и конец. Для меня конца не было.

– Зачем ты это сделала? – тихо спросила Элис.

– Я не знаю. – Это было отчасти неправдой: на то, что я совершила, было множество причин – и ни одной. Может, потому что Мартин сказал, что мне нужна помощь специалиста, и тогда я поняла, что он от меня устал. Может, потому что я пила так запойно, что не могла остановиться. Может, потому что я настолько устала, что даже сон не помогал.

Но основная причина – это одиночество. Это как жить долгие годы на дне глубокой ямы, откуда лишь один выход.

– Они копают там, – вдруг сказала Элис пустым голосом, – под плакучей ивой.

– Я же говорила, – ответила я. Больше нет смысла врать и притворяться. Я винила Мартина за то, что он не любил меня, пока это не привело к трагедии.

Все тайное становится явным.

Трентон

Сестра! У него была сестра. Как жаль, что он ничего о ней не знал.

Трентон был один в столовой. Та женщина, Адриана, ушла умываться в ванную. Коп с плохой кожей, как у самого Трентона, ждал в машине. Все согласились с тем, что Адриана сейчас не в состоянии куда-либо ехать, и решили подождать до завтра, чтобы ее родственники приехали и забрали ее. Кэролайн ушла переодеваться, а Дэнни пошел на улицу, как будто опасаясь, что она может ускользнуть по водосточной трубе. Трентон думал, что Дэнни очень собой гордится, хотя и напускал на себя печальный вид. Ему точно не часто удается арестовывать людей.

Бедная Ева! Трентон всегда мечтал о младшей сестре, особенно после того, как Минна уехала учиться в колледж и оставила его с матерью. Он бы не мучил ее, как другие старшие братья, не запирал бы в ванной, не таскал бы за волосы…

Он бы показал ей, как ловить лягушек руками, как его самого учила Минна; они бы ходили вместе к ручью ловить тритонов; он читал бы ей сказки на ночь, а когда бы она подросла – стал бы рассказывать страшные истории.

Адриана вышла из ванной. Она немного забрызгала блузку водой, и та прилипла к телу. Трентон неуклюже поднялся на ноги. Он не ожидал, что она придет обратно в столовую, думал, что она направится в гостиную, например. Но, конечно, Адриана не ориентировалась в доме и не знала, куда идти.

Трентон очень сожалел о том, что он был жив, а дочь Адрианы – нет, хотя девочка хотела жить. Он хотел сказать, что ему жаль, но подумал, что эти слова ничего не будут значить. Кто бы их ни сказал – он или кто-то другой.

Они так и стояли молча. Трентон чувствовал напряжение в воздухе. А также запах похорон.

Адриана первая заговорила:

– У тебя ее глаза. Очень красивые.

Трентон не знал, что на это ответить.

– Как вы? В порядке? – спросил он.

Адриана улыбнулась, но это была самая печальная улыбка из всех, что он когда-либо видел. Трентон вспомнил, как Ева впервые явилась ему в оранжерее – в тихом шуршании сухих листьев. Ему стало так же грустно, как тогда. Он печалился о ней даже больше, чем об отце.

– Я не знаю, – сказала женщина, – как думаешь, все наладится?

– Все наладится, – сказал он, хотя и сам не знал наверняка. Трентон ощутил легкое движение в воздухе, словно его потоки изменили направление. Так всегда бывает, когда люди лгут друг другу или ведут ничего не значащие разговоры.

Когда Адриана ушла, Трентон остался в столовой и стал прислушиваться к звукам дома – скрипу половиц, шипению труб, шорохам, – ожидая услышать голоса или шепот. Но ничего не услышал.

Он прочистил горло. Трентон знал, что ни мать, ни сестра его не услышат, но все равно опасался говорить громко.