Ламбрант (СИ)

—Да, его помню: и имя знакомое, и лицо. Кажется, я встречал его до смерти.

—Конечно, встречал, раз он работал в администрации твоего института...

—Нет, не в институте,— напрягся Легонт.— Где-то в другом месте, на дискотеке или в баре.

—В ночном клубе?— предположил Берт, объезжая медлительные машины.

—Вроде того, но точно не могу сказать. Я посчитал его поначалу студентом, он слишком молодо выглядел...

—Может, он был сатанистом и посещал ту же секту, что и ты?

—Может быть, о секте я вообще не помню.

«Ладу» начал атаковать дождик. Освещённые улицы мелькали одна за другой, навевая Павлову новые кадры из прошлого. Он ясно осознавал, что недавно точно так же с кем-то катался в тёмное время суток, однако с кем именно – представлял смутно. За время дороги Бертран рассказал новому подопечному о том, чему его будут обучать в лиценциарии и какие основные ошибки допускают неофиты в первый год. Со слов наставника, бесовское образование выглядело весьма забавным. Взять хотя бы задания, суть которых сводилась к тому, чтобы споить кого бы то ни было в баре или в иной компании либо совратить на другие аморальные поступки.

—В этом суть нашего существования,— повеселел Бертран, сворачивая на какую-то широкую автостраду.— Мы должны помогать людям совершать грехи или хотя бы жить не по канонам их официальных религий.

—Здорово. И Вы тоже этим занимаетесь?

—Я приближённый экзарха, эти мелочи не для меня. Но раньше, года три назад, я весьма преуспел в этих делишках.

Они рассмеялись, ведь совращение смертных – занятие воистину любопытное, приносящее удовлетворение и авторитет в глазах товарищей.

—Тебе всё это ещё только предстоит,— продолжал бес и перестроился в правый ряд, заметно сбавляя скорость. Он вдруг снова нахмурился, сморщил лоб, сузил веки и надумал остановиться у обочины.

Внимательно посмотрев на помощника, Берт странно покивал, словно принимая важное решение.

—Или не предстоит,— добавил он к своей предыдущей фразе.— Я весь день размышляю о твоём положении, строю планы, обдумываю возможные варианты событий. Твои воспоминания на вес золото для тебя, Легонт. Если ты не разберёшься в них до того, как Гелеонт докопается до правды собственными методами, тебя ждёт изгнание. Советники сделают всё, чтобы оградить себя и своих подданных от потенциальной угрозы...

—Вы чего-то недоговариваете, наставник?— заметил Павлов, слушая, как капли дождя барабанят по крыше «девятки».

Берт смутился, на секунду отвернулся к своему окну и тяжело вздохнул.

—Жить самостоятельно, вне экзархата – штука серьёзная и опасная. Скорей всего, тебя примут черти, если не узнают, кто ты есть на самом деле.

—А если узнают?

—Я постараюсь этого не допустить,— обнадёжил он больше себя, нежели ученика.— Лишь по данной причине я хочу нарушить один запрет и свозить тебя в кое-какое место из твоей прошлой жизни, чтобы ты вспомнил гораздо больше и мне стало ясно, в чём причина твоей смерти...

Тёмный девятиэтажный дом стоял почти на окраине микрорайона и был очень знаком Легонту. Перед глазами в который раз за этот ненастный вечер замелькали образы, картинки, кадры, и он понял, что здесь живёт кто-то близкий. Бертран закрыл машину и повёл ученика в тёмный подъёзд, прикрываясь от холодных брызг воротником новой красной куртки. Когда они поднялись до четвёртого этажа, бес попросил Павлова задержаться на ступеньках, а сам подошел к двери с номером 14. Неофит с подозрением оценил эти действия опекуна, но послушно стоял в тени, одновременно пытаясь выудить из глубины сознания побольше знакомых кадров. Он вспомнил, что в этом подъезде когда-то поранил ногу, неаккуратно сбежав по лестнице. А ещё здесь он часто болтал с друзьями за раскуриванием сигарет. Здесь находился его дом, теперь Легонт не сомневался и ждал, покуда Берт позовёт к себе.

Голос наставника было трудно услышать. Тот намеренно заговорил с кем-то шёпотом, затем исчез за дверью, и минуты ожидания потекли дальше. Легонт закрыл глаза, прислонился к стене и стал погружаться в омут прошлого, которое всё отчётливее всплывало в его раненной голове. Сначала привиделись книги по сатанизму и любимый труд Энтони Ла Вея – «Чёрная Библия». Один за другим пришли постулаты этого произведения, цитата за цитатой, страница за страницей, которые он выучил практически наизусть. Через мгновенье почудились десятки зажжённых свечей, расставленные на полу в виде пентаграммы, и чёрные фигуры, замершие вокруг этой красоты. Чей-то голос читал библию Ла Вея, добавлял свои комментарии, переходил на латынь и на иные незнакомые древние языки. Перевёрнутый крест, серебряные украшения, какие-то травы, кровь – это всё было с ним, было совсем недавно. А потом он и ещё шестеро его приятелей направились в церквушку и буянили там, скрыв собственные лица в чёрных масках. Но тогда никто его не убивал. Наоборот, ему было хорошо с этими хулиганами, он получал удовольствие от глумления над святым местом.

—Легонт, подойди,— окликнул его опекун из мглы лестничной площадки.

—Он действительно не помнит меня?— донеслось из-за спины Бертрана, и в голове Павлова разразилась нестерпимая боль. На пороге стояла Элина Евгеньевна – его мать, которая с недоумением уставилась на вернувшегося сына.

—Мама,— простонал он, почувствовал головокружение, пошатнулся и мигом лишился сознания.

глава 9

Больно.

Глаза не сразу разобрали, что наступило утро. Хотя предположить, который час, было сложно. Голова раскалывалась на две чёткие половины, и прикасаться к ней совсем не хотелось. Мама приходила и уходила, проверяя состояние изменившегося Павла и пытаясь напоить его горячим чаем. Казалось, она не спала всю ночь и без остановки плакала. Потом звонил телефон, громко, нудно и долго, отчего возникло сильное желание разбить его о пол. Откуда он только взялся, ведь в памяти отчётливо запечатлелось, как он рассыпался на осколки! Когда же сон окончательно отступил, удалось сесть и опереться спиной о стену.

—Вот так, вот так,— повторяла Элина Евгеньевна, суетясь возле Легонта и надевая на его жутко холодные ноги негреющие шерстяные носки.— Сейчас-сейчас, включу обогреватель...

Сказать что-либо мешала неутихающая боль, которая пронзила череп и впивалась всё глубже, добираясь до самой сердцевины мозга. Периодически на парня накатывала глухота, и расслышать, о чём говорить беспокойная мать, вообще не удавалось. Кое-как просидев в таком состоянии несколько ужасных часов, Легонт вновь повалился на мокрую подушку и перед тем, как погрузиться в сон, понял, что она насквозь пропитана тёмной кровью.

В следующий раз, когда чувства вернулись к измождённому телу, в комнате уже горела неяркая настольная лампа. Губы обжигала ложка с бульоном, а в носу играл какой-то аромат. Правда, какой именно, оставалось неясным, но он, несомненно, был. Покормив сына, Элина Евгеньевна надела на его ледяные ноги старые валенки, а руки спрятала в бесформенные варежки. Теперь Павлов знал, что носил их ещё в восьмом классе, в самые свирепые морозы и вьюги. А сейчас они пытались вернуть его пальцам нормальную температуру.

Бертран появился уже поздно ночью, разбудив ученика от чёрного мира сновидений. На этот раз подушка была поменьше, а кровь вообще исчезла. Зато глаза не различали цвета, а боль вернулась с новой силой. Усадив подопечного, бес начал что-то рассказывать, изображать руками какие-то фигуры, писать на листке неразборчивые слова. Да только зря старался, Легонт абсолютно не ощущал реальности и вскоре провалился в очередной сон, на этот раз недолгий. Забыться не дала резь в голове, которая то вдруг усиливалась, то внезапно стихала. Лежать совсем не получалось. Тело устало и замерзало от необъяснимого холода. Пришлось сидеть и изредка касаться набухших выступов на макушке. Ей-богу, со вчерашнего дня они заметно увеличились и сильно чесались. Ещё и шрам продолжал мучить своего владельца. Причём в самые болезненные моменты, когда терпеть такое просто не оставалось сил, перед Павловым загорались страшные жёлтые глаза, мелькали чёрные деревья, зеленый мох, утопленная в темной воде берёзка, страшное лицо врага, взмах топора и снова пустота.