Клыкастые страсти (СИ)

— Можешь. Но лучше бы ты не отказывалась. Ты все-таки фамилиар нашего Князя…

— Еще и ты мне об этом напоминать будешь?

— Юля, я не хочу тебя расстраивать, — голубые глаза смотрели прямо и спокойно, — но ведь это ничего не меняет? Сколько волка не ругай, а все стадо на него не спишешь… Не только Мечислав виноват в твоем состоянии…

— Вали, если ты еще хоть слово мне скажешь на эту тему, мы сильно поругаемся.

Я не шутила. У меня уже просто нервы не выдерживали. И оборотень все понял.

— Юля, давай перенесем наш разговор на другое время?

— Давай. И — я буду присутствовать на вашей церемонии, если вы уложитесь сегодня до полуночи.

— Я сильный вольп, я смогу и перекинуться и инициировать твоего братца. А почему вдруг такие ограничения по времени?

— Потому что. Едем мы наконец — или ты собрался весь день мне нервы промотать?!

— Едем. Где твои вещи?

— Сумка в раздевалке.

— Хорошо. Топай к машине, я сейчас принесу ее.

— Да я и сама могу.

— Можешь. Но не будешь. Джентльмен я или нет?

— Джентльмерин, — огрызнулась я. — Оборотень.

— Меня ужасно оскорбили! — Валентин схватился за сердце, — изображая ужасно раненного. — Требую сатисфакции!

— Чего-чего!? — нахмурилась я. — За этим к Мечиславу. Он тебе подробно объяснит, чего не стоит требовать от порядочной девушки.

— От кого? А где ты таких видела?

Оборотень демонстративно осматривался по сторонам. Я чмокнула его в щеку и вскочила с места. Часа через два я буду хромать, как больная черепаха. Еще бы, от таких нагрузок и полковая лошадь захромает. Но пока спорт наполнил меня силой и энергией. А значит — вперед!

В «трех шестерках» было тихо и спокойно, как в лунную ночь в богадельне. Две мои проблемы тоже никуда не исчезли. Нас пропустили без каких-либо проблем. Мечислав, определенно, дал всем ценные указания. Ну и пусть.

Комната «для гостей» в клубе меня откровенно бесила. И лилии воняли не по-детски. Но братик и Клара устроились вполне прилично. Пади встала при нашем появлении и склонилась в поклоне. Славка последовал ее примеру, но кланяться не стал. Просто чуть-чуть наклонил голову. Своего рода вариант белогвардейского поклона. Опустить подбородок — поднять подбородок. Целое искусство делать это так, чтобы у тебя не обозначились все складки на шее. Нас же со Славкой к этому приучил дед. Он так здоровался со всеми. «Милостивым наклонением головы». Я и сейчас при встрече изображала этот поклон. Славка же…. Вчера мне казалось, что он избавился от этой привычки. Но, когда братец нервничал, все выплывало наружу. М-да, сколько не убегай от себя, а детские привычки рано или поздно вылезут. Я вежливо наклонила голову.

— Как ваши дела?

— Прекрасно, — отозвался Славка.

Хм-м…. Я побольше ехидства вкладывала. Интересно, почему мой брат не старается выразить свое недовольство?

— У вас все есть и вы всем довольны?

— Да, — брат по-прежнему не отводил взгляда.

Я поудобнее уселась в кресло и кивнула собеседникам на диван напротив.

— Присаживайтесь. У нас сейчас будет серьезный разговор.

Брат и пади повиновались. И в глазах Клары я заметила странную искорку. Что-то вроде… насмешки?

Посмотрим. Я призвала то, что у меня было. А было очень мало. В определенном смысле, моя сила была похожа на огромный молот. Я могла бы раздавить ту же Клару, как гусеницу, но я не смогу проникнуть в ее разум и вытянуть нужные мне сведения. Хотя способ есть. И достался он мне в наследство именно от Даниэля.

Даниэль, любовь моя…

Даниэль всегда мог определить, как относится к нему тот или иной человек. Это было своего рода искусство, сродни рисованию. Когда Даниэль писал мой портрет, он видел меня такой, какой я могу стать. Когда он писал портрет Нади, он видел, что у нее внутри, в душе. Если я напишу портрет Клары, пусть даже карандашом, я узнаю, чего от нее ждать. Если только смогу довериться себе — и дам карандашу свободно скользить по бумаге.

Насчет карандаша было сказано не ради красного словца. Я уже несколько месяцев но-сила в сумке большой блокнот для рисования и пачку остро заточенных карандашей. В любой момент я могла увидеть что-то интересное — и остановиться прямо посреди улицы, стараясь зарисовать увиденное. Дома лежали уже восемь таких блокнотов, а за шкафом стояли не меньше двадцати картин, сделанных по карандашным эскизам.

Я тряхнула головой и посмотрела на Валентина.

— Начнем?

Вольп пристроился на подлокотнике моего кресла.

— Предоставляю честь первого залпа тебе, солнышко!

Я подмигнула приятелю.

— Джентльмен, блин!

— Прелесть моя, для тебя любой каприз…

— Сам ты прелесть…

— А князь города знает, как вы друг к другу относитесь? — поинтересовался братик.

Я пожала плечами.

— Зная Мечислава? Уверена, что он знает даже размер твоих трусов. А уж про мою жизнь и говорить не приходится. Полный контроль, хотя и так, чтобы я не замечала. А то можно и на хамство нарваться.

— Ну-ну…

Что это значило, я так и не поняла. Но влепила брату от всей души.

— Мои отношения с вампирами пока тебя не касаются. Только с оборотнями.

— А почему? — подала голос Клара.

— Потому что вам предстоит стать парой оборотней, — пожала я плечами. Именно такой тон я и хотела выбрать с самого начала. Не уговаривать и не оправдываться. Поставить перед фактом, выслушать все аргументы «против», и сделать так, как планировала с самого начала.

Доходило несколько секунд. За это время я успела вытащить из сумочки блокнот и карандаши, и теперь вертела их в пальцах.

Но брат оказался далеко не жирафом.

— Ты хочешь, чтобы я стал оборотнем?

— Нет.

— ?

— Я уже давно ничего не хочу, — пояснила я. — Если только не научатся воскрешать мертвых. А тебе придется стать оборотнем, если хочешь получить здесь защиту и помощь.

Доходило до братца, как до утки, на пятые сутки.

— А я думал, что ты уже договорилась?

— Я договорилась с Князем, а вам нужна еще и защита стаи. Валентин — вожак стаи.

Клара подскочила с места и опять низко поклонилась.

— Для меня большая честь…

— Помолчи, — оборвал ее Валентин. — Пусть Юля поговорит с братом.

Оборотниха послушно замолчала. Я продолжила.

— С меня Князь уже взял плату. Но это не богадельня. Вы будете платить сами за себя. Ты — своим статусом, Клара — пока еще не знаю, но думаю. Что даром она тут никому не нужна. Потом определитесь — что, сколько, с кого и кому следует. Валентин же все и объяснит. А пока готовься обрастать шерстью в полнолуние.

— Но зачем?

Это я могла пояснить за пару минут.

— Ты станешь гарантом безопасности для Валентина и его стаи.

— Я!?

— Ты, — припечатала я. — Посиди, подумай, поищи аргументы «за» и «против», а потом постарайся связно высказать их нам с Валентином. Пятнадцати минут хватит?

Я была уверена, что братец очнется гораздо раньше. Но мне это было уже неважно. Во-круг меня сомкнулась привычная стена, отделив весь остальной мир. Карандаш мягко скользнул по бумаге, оставляя серовато — черный след. Каждый раз, наблюдая за тем, как из гладкости белой бумаги возникает чье-то лицо — и обретает плоть и выражение, я испытывала почти экстатическое наслаждение. Валентин внимательно наблюдал за мной, не двигаясь и не говоря ни слова. Клара, конечно, гримасничала и вообще не сидела смирно, но мне и не нужно было просить ее позировать. Плох тот художник, который после одного взгляда на человека не сможет нарисовать его во всех подробностях. А может, и не слишком плох. Не знаю. Но для себя я установила именно такой стандарт — и неукоснительно собиралась ему следовать.

Управилась с рисунком я меньше чем за пятнадцать минут. За тринадцать минут и сорок семь секунд. И, даже не посмотрев, что получилось, сунула блокнот в сумку. Потом. В машине посмотрю, вместе с Валентином. Славка сидел и смотрел на меня. Готов высказаться? Отлично! И я кивнула головой, разрешая говорить.