Слово погибели № 5

жно было разглядеть - мешали блики на толстом матовом стекле и плывущие по вагону тени. Человек остановился, потом, будто решившись, толкнул дверь в купе к Игрису. В первую секунду лицо его показалось совершенно незнакомым, заурядным; человек двумя ладонями потер щеки, его лицо не изменилось, но Игрис вдруг узнал Певца.

– Добрый вечер, господин Трихвоста. Я все-таки решил с вами поздороваться. А то выходит невежливо.

– Добрый вечер, - сказал Игрис, страшно раздосадованный его эффектным появлением. - Вы не могли бы достать кролика из моей сумки, вон она, на багажной полке?

– Не обижайтесь, - Певец уселся напротив и уставился на Игриса черными, жесткими, проницательными глазами. - Будете со мной говорить или мне уйти?

– О чем нам говорить?

– Алистан высоко о вас отзывается. Не могу понять, почему.

– Польщен, - пробормотал Игрис просто затем, чтобы что-то сказать.

– Как продвигается расследование?

– А это, извините, служебная информация.

– Бросьте. Я встречался с теми же людьми, слышал те же разговоры… Алисия Жёлудь была под властью манипулятора в последние несколько дней перед смертью.

– У вас есть доказательства?

– Будут.

– Иначе говоря, сфабрикуете?

Певец поджал тонкие темные губы:

– А вы как думаете, господин Трихвоста, почему учительница перед самым началом учебного года бросает все и едет в столицу, прихватив с собой одну только зубную щетку?

Игриса будто дернули за язык. «Как же, ведь были еще документы из тайника!» Он удержался в последний момент.

Применял ли Певец магию? Нет. Он провоцировал так ловко, что даже Игрис, сам поднаторевший на такого рода провокациях, едва избежал ловушки. На этот раз. Но поезд шел, маг и следователь сидели друг напротив друга, без свидетелей; в распоряжении Певца кроме злосчастного Слова погибели было множество инструментов для развязывания чужих языков.

– Применив магию против меня, вы усугубите положение Алистана, - предупредил Игрис.

Певец поднял брови:

– Я не считаю вас способным наброситься на чужого ребенка и избить его в кровь. Почему вы так уверены, что я стану применять к вам магию?

– Я не ребенок.

– Да ведь и я не ребенок, - Певец поднялся, легко поклонился, взялся за ручку двери. - У вас магофобия, легкая степень. Всего хорошего.

***

Агата сидела на кухне над чашкой чая. Игрис остановился в дверях.

Он так надеялся, что они уедут. Что Агата усовестится, или испугается, или не захочет смотреть ему в глаза; ничего подобного. Она обернулась, хлопнула моментально увлажнившимися ресницами и прерывисто вздохнула.

Если бы похоть, обреченно подумал Игрис. Можно было бы понять… и даже испытать мужскую гордость. Наверное. Но ведь не похоть и тем более не любовь - милая пухленькая женщина вздыхает и плачет, а в голове у нее вертятся единички и нули. Идет расчет, не в двоичной, конечно, но в какой-то особенной женской системе счисления.

– Приве-ет, Игрис… Мы уж думали, ты не вернешься до праздника…

«Мы уж думали».

– Доброй ночи,