Канал имени Москвы

— Смышлёный парнишка, — наконец произнёс Хардов, однако без всякой приязни.

— Знаете, — тут же вставил Кальян, — я мог бы за него поручиться.

— Давай «знаешь», если уже перешли на «ты», — поправил его Хардов, так и не сводя взгляда с юноши.

— Да, давайте. Давай, — чуть спутался здоровяк. Наверное, перейти с этим человеком на «ты» не так легко, как виделось вначале. — Его отец — лучший из гребцов в городе, — он указал на Фёдора. — А лишняя пара рук в дороге не помешает. Мальчишка расторопный…

Но Хардов уже принял решение.

— Лодка отходит через час с четвертью, — сказал он Фёдору. — Не успеешь собраться — пеняй на себя. И ты не задаёшь лишних вопросов.

— Спасибо, — промямлил Фёдор и тут же просиял: — Я не подведу!

Гид еле заметно кивнул и обратился к своему новоиспечённому капитану:

— Уходим прямо сейчас, пока ярмарочные торжества в разгаре. Через час с четвертью лодка должна быть на волне. Я смотрю, ты уже собран.

— Всё своё ношу с собой. — Кальян чуть приподнял баул на плече. — Рулевого свистну, и… привет тебе, ночь.

— Выходите налегке. Я с грузом буду ждать вас у статуи Ленина. Мало ли что, а к пустой лодке претензий не будет. Может, дурням спьяну покататься захотелось.

— Это вряд ли, — холодно усмехнулся Кальян, бросив взгляд на тёмную воду реки.

Даже здесь, в городе, она не выглядела гостеприимной.

О том, что будет на канале, даже думать не хотелось. Но Матвей ходил после заката, было дело, а с этим странным человеком в длинном плаще он был готов рискнуть ещё разок.

— А как же?..

— Первый шлюз? Вас поднимет мой человек. Посветите фонариком. Как будете подходить.

— Это самый безопасный шлюз на канале, — почему-то сказал Кальян. — Наш домашний, как говорится.

— Верно, — согласился Хардов. — Пойдём. Введу тебя в курс дела по дороге. Лодка на самом краю, дальний причал.

Потом гид обернулся к Фёдору:

— Ты ещё здесь?

— Я только… это не вопрос, — залепетал Фёдор. — Вы не местный и, может, не знаете — там охрана на шлюзе. И перед входом в канал, у памятника. Иногда её и на ночь не снимают.

— Сегодня ночью там не будет охраны, — спокойно сказал их новый работодатель, и что-то ледяное промелькнуло в его голосе. — Полагаю, сегодня на воде вообще никого не будет.

— Это точно, — согласился Матвей и зябко передёрнул плечами.

А гид бросил быстрый взгляд на чёткую половинку диска луны, вставшей над рекой. И тяжело вздохнул.

— Найдётся охрана и посерьёзней… — он чуть болезненно поморщился, — но людей там не будет.

— Почему? — упавшим голосом поинтересовался Фёдор. Затем он вспомнил о своём обещании не задавать вопросов и отчего-то виновато посмотрел на Кальяна.

Гид тоже посмотрел на Кальяна.

— Потому что… — Хардов кашлянул и произнёс ровным голосом: — Потому что сегодня появляется Второй.

Глава 3

Шлюз № 1. Ворота открыты

1

Ти-ти-ти, та-а, та-а. Ти-ти-ти, та-а, та-а…

Павел Прокофьевич Щедрин уже собирался отойти ко сну, когда услышал стук в окно. Сердце старого учёного моментально забилось сильней.

— Что же это? — прошептал он, вслушавшись в звук ночи. — Как же?..

Старик даже вылез из-под одеяла, впихивая ноги в мягкие домашние тапочки. Он так долго ждал и одновременно боялся этого момента, что могло и показаться, могло… Стук повторился. Лицо профессора застыло. Ошибки не было. Три коротких удара и два длинных: ти-ти-ти, та-а, та-а. Ти-ти-ти, та-а, та-а.

— Мунир, — сипло проговорил Щедрин.

Он сразу как-то суетливо вскочил с кровати, хватаясь за давно приготовленный баул с необходимыми вещами. Всё, как говорил ему Хардов, но Щедрин не сделал и нескольких шагов, а потом тяжело осел на стул, и плечи его поникли.

— Ну, вот и всё, — с болью выдохнул он. — Девочка моя…

Однако когда спустя пару минут он постучал в комнату дочери, на его лице читалась не вполне уместная попытка нарисовать радость и бодрую сосредоточенность.

— Да, пап, — послышалось из-за двери. — Заходи, я не сплю.

Щедрин осторожно отворил дверь. Дочь сидела к нему спиной и опять что-то писала. У профессора сжалось сердце, и как он ни пытался приглушить эту тёмную, глухую и отчаянную мысль, она всё же выскочила, как чёртик из табакерки: «А ведь такой вот я её больше никогда не увижу». Однако старый учёный постарался, чтобы его голос не выказывал волнения, а звучал по-деловому буднично.

— Ева, — сказал Щедрин, — он прислал ворона.

Плечи девушки вздрогнули. Она отложила перо в сторону и обернулась к отцу.

— Пора, — улыбнулся Павел Прокофьевич, но в последний момент не смог совладать с собой, и предательские горькие складки чуть искривили линию его рта.

— Когда? — тихо спросила дочь.

— Прямо сейчас.

Её глаза застыли и на побледневшем лице, казалось, сделались огромными. Она смотрела на отца. Потом быстро закивала, и короткий, почти неслышный полустон-полухрип сорвался с её губ. Однако произнесла она твёрдо:

— Я готова.

Звук тикающих настенных часов показался сейчас оглушительным.

— Девочка моя, — не выдержал Щедрин.

— Папа… — Её лицо всё ещё было бледным. — Мы же знали, что так будет. Нет другого выхода. И потом, это же не навсегда. Так ведь?!

Какой-то тёмный отсвет испуганного сомнения мелькнул в глазах старого учёного.

— Мы же расстаёмся не навсегда? Скажи, это очень важно — ведь не навсегда?!

— Не навсегда, — тихо отозвался Павел Прокофьевич.

А затем всё-таки всхлипнул и раскрыл объятия, пытаясь справиться со слезами, что вот-вот прорвутся наружу. Этого ещё не хватало. И без того девочка на грани паники. Щедрин шагнул к дочери. — Ева…

Она коротко подалась к отцу с ответным объятием и тут же отстранилась:

— Папа. Всё будет хорошо.

Щедрин смотрел на неё с восхищением, любовью и страхом.

— Конечно, Ева. Как и всегда.

Две мысли, расталкивая друг дружку, пролезли в голову профессора почти одновременно.

«Я спасаю её».

«Собственными руками я обрекаю нас на гибель».

2

Не прошло и часа, а Фёдор уже бежал обратно вдоль опустевших и безлюдных ночью грузовых причалов, где на самом краю города должна была ждать лодка. Ночь и сила реки оказались лучшими сторожами купеческому добру, хоть считалось, что патрули водной полиции наблюдают за пристанью. Может, так оно и было.

Фёдор бесшумно спрыгнул на деревянный настил, остановился и прислушался. Тихо. Где-то за спиной юноши остались такие уютные огни и весёлая музыка — праздник в «Белом кролике» был в самом разгаре, а впереди его ждали лишь ночь и неизвестность. Он уже миновал последний фонарный столб, отмечавший границу города, и тьма, обступившая вокруг, сделалась плотнее.

Фёдор пытался подавить страхи, а заодно справиться с обрывками своих знаний о канале. Собственно, и знаний-то никаких не было: скупые рассказы отца, разговоры в «Белом кролике», слухи, россказни, байки. Все они настойчиво твердили, что после заката сюда лучше не соваться. Все они сходились в одном: в канале что-то есть, какая-то сила, не позволившая прийти тому, что пожрало землю. Тому, что таится на другой стороне, в тумане, который дальше обступает канал с обоих берегов. Собственно, поэтому связь между городами и поселениями людей возможна только по воде. Но что это за сила, какова её природа, и главное, дружественна она или враждебна, Фёдор не знал. Да и полагал, что мало кто в Дубне ведает про это. Ну, может, кто из учёных или… гидов? Ещё говорили о безумных отшельниках, которые живут там, где канал течёт вдоль пустых земель, и некоторые из них вроде бы в безумии своём узрели истину. А ещё про то, что кто-то что-то слышал с гиблых болот, вроде как кто поселился там, в этом жутком месте, но человек ли он или…

Фёдор передёрнул плечами и ускорил шаг. Сухой остаток его знаний вышел весьма скупым и не самым обнадёживающим: что-то бережёт канал, позволяет жизни на нём продолжаться, но это «что-то» очень не любит, когда его тревожат ночью.