Канал имени Москвы

Раз-Два-Сникерс вдруг почувствовала внутри себя какую-то сковывающую безнадёжную усталость. Она так поступала всегда, так стоит ли?.. Достаточно захлопнуть эту деревянную дверь, совсем скоро туман убьёт Хардова, и Шатун получит свой приз. А она снова окажется его верной девочкой, молодцом (ещё каким молодцом — куда забралась, проницательная!), его верной амазонкой мглы…

Улыбка на губах Раз-Два-Сникерс вдруг стала брезгливой. Но взгляд всё ещё был алчно прикован к крышке люка…

21

«Отдай нам только мужчину. Только мужчину».

Хардов шёл настолько быстро, что Ева с трудом поспевала за ним, и иногда ей приходилось переходить на бег. До церкви оставалось совсем недалеко, но справа от них, с северной части города плотной завесой надвигался туман. Ева поймала себя на ощущении какой-то тревожной двусмысленности. Здание церкви, хоть во многих местах и пообвалившееся, как иные сооружения канала, которых избегал туман, выглядело неправдоподобно новым. Как будто построенным только вчера, причём сразу с изъянами, хотя вокруг царило полное разрушение. В этом было что-то неправильное и одновременно…

«Там мы окажемся в западне, — подумала Ева. — Хардов пока этого не знает, но здесь всё поменялось».

Несколько минут назад, перед тем, как им пришлось сменить маршрут, Хардов указал ей на шестой шлюз, сказав:

— Нам надо добраться туда. Если окажется так, что меня не будет рядом…

Ева отрицательно замотала головой, но он не дал ей договорить:

— Нам не до мелодрам! Если так случится, ты должна будешь переждать в звоннице. Анна знает, где тебя искать. А туман тебя не тронет. Всё, пошли.

Хардов повернулся и быстро зашагал к церкви. Ева не стала ничего говорить, но… Наверное, так было. Она прекрасно понимала, что имел в виду Хардов. Так было. Раньше. Но теперь здесь всё поменялось. И Ева не могла отделаться от странного чувства, что здесь всё поменялось из-за неё.

«Хозяин научил нас, как спрятать Королеву. Он дал нам сил. Но мы тебя не тронем. Отдай мужчину».

Ева вздрогнула, чуть не споткнувшись, и остановилась. Хардов тут же обернулся, словно у него глаза были на затылке:

— Что случилось? Ева?!

Церковь была уже совсем рядом, через небольшую площадь. Они остановились на углу запустелого здания с выбитыми окнами и давно уже выцветшей надписью «Продукты». В отличие от этого бывшего магазина и окрестных домишек-развалюх старое кладбище у церкви совсем не заросло, кресты и памятники возвышались, отливая новизной, и сквозь стены колокольни не проросло ни одного растения.

И опять Хардов понял, в чём дело:

— Оборотни, да? Снова разговаривали с тобой? Постарайся…

И Хардов замолчал, видимо, испугавшись того, как она побледнела.

— Они уже близко, — произнесла Ева.

22

«Туман знает всё про нас. Все наши страхи, слабости, всё плохое, на что мы способны. Но иногда он хочет убедить нас, что мы хуже, намного хуже, чем есть на самом деле. И какими можем быть».

Раз-Два-Сникерс моргнула. Кто это говорил ей? Очень давно, кто? Тихон? Учитель, Лия? Или, может быть, Хардов? Который ещё даже не предполагал, что станет презирать её. Вроде бы обычные слова, банальность, только здесь, сейчас…

«Может быть, я не настолько плоха? У-ум, Хардов? Может быть, у меня есть шанс?»

Раз-Два-Сникерс с немалым усилием заставила себя оторвать взгляд от люка. И тут же ей стало гораздо легче. Казалось, нечто, присутствующее рядом, жадно ожидало её решения. Нечто, повисшее тяжким мороком на плечах, ждало с той же нетерпеливой алчностью, злорадным предвкушением. И теперь разочарованно отпрянуло, словно таившаяся здесь пагуба нехотя отступила, не добившись результата.

Раз-Два-Сникерс улыбнулась. Ей стало не просто легче. Впервые за много лет её улыбка не означала функционального удовлетворения или расчётливой игры, впервые она вышла простой и бесхитростной, зато лилась прямо из сердца, будто только что освобождённого от какого-то тёмного сна. Это забытое, почти детское чувство оказалось настолько сильным, что её буквально стало наполнять радостное ликование. И возмездие Тёмных шлюзов не заставило себя ждать. Раз-Два-Сникерс ещё не успела выглянуть из-за звонницы. Хардов с девчонкой были уже в двух шагах от церкви, но почему-то остановились.

«Плохо дело», — мелькнуло в голове Раз-Два-Сникерс. С высоты звонницы ей открывалась картина намного более пугающая, чем Хардов мог видеть внизу. Слева от них туман почти вплотную подкрался к старому кладбищу, но и тот, что поднимался от берега, был уже рядом. И хотя для Хардова улица всё ещё оставалась чистой вплоть до Дмитровского тракта, постройки и высокий склон скрывали от него истинное положение вещей. Туман с канала наполнил всю низину и двигался клином, сильно оторвавшимся от основной массы; остриё его, словно притягиваемое Хардовым, уже ползло по задним дворам здания, у которого они сейчас стояли. Выбитые стёкла, внутри колышется мрак, истёртая, но вполне читаемая надпись «Продукты», и два человека под ней, как зловещая шутка, иронично-чудовищное приглашение на пир для тварей, которые уже совсем рядом.

«Вам нельзя там стоять! — хотела крикнуть Раз-Два-Сникерс, борясь с желанием не открывать себя прежде времени. — Немедленно бегите в церковь!» И словно в ответ на её порыв или такую недавнюю улыбку в надвигающемся тумане раздался жуткий вопль… Раз-Два-Сникерс доводилось слышать, как воют оборотни. Действительно, как и рассказывали «бывалые», жуть их голосов способна разорвать в клочья ваш рассудок, высасывая из застывшей крови всё тепло, всю радость и все надежды. Порой люди не выдерживали и сдавались, чуть ли не с благодарностью прекращали любые попытки к сопротивлению. Но этот леденящий звук отличался от всего слышанного прежде. Это был вой самой погибели. Сначала одинокий, но вот его начали подхватывать с разных сторон. Ещё и ещё. Церковь было окружена. Оказывается, они находились даже ближе, чем Раз-Два-Сникерс могла предположить. Подошли, скрытые туманом.

И теперь стали сжимать кольцо.

23

Фома не понимал, что происходит. Вроде бы он хорошо выспался, да и утро выдалось не настолько жарким, чтоб его смаривал сон, но он всё равно засыпал. Уже не в первый раз. Хоть спички в глаза вставляй.

А сейчас никак нельзя было спать. Звонок с линии застав поступил вместе с восходом солнца.

«Ну, вот и пора», — подумал Фома, при всём своём пресловутом неверии крайне благодарный Раз-Два-Сникерс, что не придётся торчать в ожидании сигнала возле Станции ночью, что выполнение порученного выпадает на светлое время суток.

— Не просто продолжила преследование Хардова! — кричал в трубку Колюня-Волнорез; он явно был перевозбуждён. — Она спустилась за ним в Икшу!

— Ненормальная, — пробурчал Фома. Наверное, уважительно, но и не без доли осуждения за самонадеянное безрассудство.

Вскоре он уже заложил заряд, свою работу знал, рассчитав таким образом, чтобы взрывной волной тяжёлую металлическую дверь не отшвырнуло внутрь Станции. Никому здесь не надо покалечить босса. И так попадёт, что вмешались без разрешения. С другой стороны, дальше тянуть некуда. И хоть голоса и всякая ненормальная музыка, от которой мурашки бегут по телу, стихли, честно говоря, эта тишина пугала ещё больше. Ну не может такого быть, чтоб живой человек совсем никак не выдавал своего присутствия. На одной воде, без еды, уже больше недели, может, ему там плохо, может, лежит внутри «Комсомольской» без сознания, а они тут прохлаждаются. Приказ есть приказ, но и голову порой надо включать.

Фома с точностью выполнил все инструкции и уселся на раскладное кресло с удобной деревянной спинкой прямо напротив бункерной двери ждать условного сигнала. Даже ближе к Станции, чем позволил бы себе тот же Колюня-Волнорез. При ярком свете дня никакие её фокусы не страшны.