Падение Святого города

Из десяти нансурских солдат, стоявших к нему лицом, двое упали на колени и зарыдали. Остальные бросили мечи. Он слышал нарастающий грохот в небе у себя за спиной...

— Я победил скюльвендов! — напомнил он солдатам.— Ивы там были.

Копыта рвали дерн. Земля под его сандалиями задрожала.

— Ни один человек не совершал такого!

— Ни один человек! — крикнул один из упавших на колени. Солдат схватил его руку и поцеловал императорское кольцо.

Как много звуков у этой атаки. Грохот оружия, фырканье коней, звяканье сбруи... Значит, вот что слышат язычники.

Император Нансура обернулся и не поверил своим глазам...

Он увидел, как король Саубон с красным от яростного напряжения лицом наклонился в седле. Солнце сверкнуло в его голубых глазах.

Конфас успел увидеть широкий меч, который снес ему голову.

Шагая среди дымов и пожаров, Элеазар приближался к ересиарху кишаурим. Сеоакти расчищал себе путь, вздымая столбы дымящихся обломков, разбрасывал и сокрушал туньеров в черных доспехах, которые бросались на него.

Кровоточащим голосом Элеазар выкрикивал самые мощные из Аналогий. Он великий магистр Багряных Шпилей, величайшей из древних школ. Он наследник Сампилета Огнепевца. Амреццера Черного. Он отомстит за любимого учителя! За свою школу!

— Сашеока! — выкрикивал он в промежутках между Напевами.

Драконий огонь сбил ересиарха на землю, и тот покатился в золотом пламени, окутанный пенно-голубым, путаясь в своем шафрановом одеянии. Элеазар бил его снова и снова. Магма вырвалась из земли у него под ногами. Светила срывались с небес. Огромные ладони пламени плескали вокруг магических защит, раздавался страшный треск, а Элеазар выпевал все больше и больше силы, пока не увидел вопящее слепое лицо. Стоя в небе на струях дыма, Элеазар хохотал и пел, ибо месть превратила ненависть в восторг и славу.

Но с другой стороны хлынули потоки синей плазмы — святая Вода Индара- Кишаурим. Потоки просочились сквозь его защиты, разрушили их, а затем ушли в небо, в облака, где исчезли в пламенеющей сини. Появились призрачные трещины. Щиты из эфирного камня распались...

Другие кишаурим поднялись из руин, извергая сотрясающие мир энергии... Элеазар начал пением воздвигать более высокие бастионы, более крепкие щиты. Он увидел Сеоакти, возносящегося в небо. Огненные водопады извергались из точки между его пустых глазниц...

Где его собратья по школе? Птаррам? Ти?

Мир превратился в приливную волну ослепительно белого света, бушующего и дрожащего. Безупречного и девственного, как сотканный Богом мир.

Бушующий. Дрожащий.

Великий магистр Багряных Шпилей выкрикнул проклятие. Струи света просочились сквозь магическую защиту и уничтожили его левую руку в тот момент, когда он выпевал себе более крепкий щит. Перед Элеазаром разверзлась трещина. Свет скользнул по его голове и лбу. Магистра швырнуло назад, словно куклу.

Его тело упало вниз, на горящие улицы.

По всей долине Скилурского акведука фаним добивали отчаянно сопротивлявшихся Людей Бивня. Конные лучники носились по перекрытиям, выпуская стрелы в упор. Другие всадники врезались в наспех выстроенные стены щитов, кололи противника пиками и копьями. Лорд Галгота, палатин Эшганакса, пал жертвой безжалостной ярости кхиргви.

Лорд Готиан с остатками шрайских рыцарей бросился в атаку. Их бешеный напор сначала помог отвоевать кое-какую территорию, но воинов было слишком мало. Язычники окружали фланги, убивали их лошадей. Рыцари Бивня продолжали сражаться, распевая гимны, которые не прерывались никогда. Готиан пал с поднятым мечом в руке, пораженный вонзившейся под мышку стрелой. Монахи-воины продолжали песнь.

Пока смерть кругами не спустилась на землю.

И тут на западе пропели рога. На мгновение все на Шайризор-ских равнинах, язычники и идолопоклонники, обернулись к высотам, где древние амотейцы хоронили своих царей. И там, над лагерем, они увидели имперскую армию, выстроившуюся на холмах.

Люди Бивня радостно завопили. Язычники поначалу тоже подняли радостный крик и приветствовали айнрити, поскольку командиры сказали им, что не надо опасаться нансурцев. Но роковое предчувствие медленно распространялось среди солдат от отрада к отряду. Они уже заметили Кругораспятие и Красного Льва среди священных штандартов нансурских колонн.

Но это не было предательством императора Икурея, заключившего союз с их падираджой. Ненавистного штандарта экзальт-генерала с четким киранейским диском нигде не было видно.

Нет. Это не Икурей Конфас. Это Белокурая Бестия...

Король Саубон.

Кианские всадники в смятении начали отступать от остатков войска айнрити. Даже золотой падираджа растерялся.

Из тени акведука лорд Вериджен Великодушный отдал приказ тидонцам. С яростным криком светлобородые воины бросились вперед по трупам, врубившись в самую середину вражеского воинства. Остальные скакали за ними, забыв о ранах и потерях.

В небесах парили адепты в черных одеяниях. Имперский Сайк, чародеи Солнца, наступал на своих ненавистных древних врагов.

Лошади и люди сражались и горели в нисходящем пламени.

Скюльвенд задыхался. Он был здесь. Сидел, привалившись к стене этого безумного места, в залитой белым светом комнате в конце коридора. Бледный. Нагой, если не считать набедренной повязки.

«Он здесь...»

Много часов Найюр крался по этим омерзительным залам. Он следовал за Серве и ее братьями, шедшими по запаху Келлхуса. Кроме жаровен у водопада в пещере, другого света не было. Глубже и глубже. В самое сердце тьмы. Через ад гнусных изображений. Они, сказала ему Серве, идут по разрушенным подземельям ку-нуроев — давно погибших предшественников людей. И Найюр знал, что ни одна дорога не уведет его от степи дальше, чем эта. Сердце колотилось. Он увидел на мгновение своего отца Скио-ату — тот манил сына сквозь тьму. И вот...

Вот он — Моэнгхус!

Серве напала первой. Ее меч мелькал, превратившись в размытую тень. Но Моэнгхус остановил ее голыми руками, вспыхнувшими голубым светом, и отшвырнул прочь хрупкое тело... Тут же на него набросился брат Серве. Он пытался рассечь чародейские руки, крутился и пинался, нырял и скользил — безуспешно. Моэнгхус схватил его за горло. Жертва разевала рот и билась, а слепец отозвал ее от земли. Голубое пламя охватило тело, голова за-

пылала, как свеча. Голова твари распалась, и человек бросил на землю обмякший труп.

В это время Найюр крался по коридору. Его онемевшие ноги заплетались, и он опасался, что шагает слишком тяжело. Скюльвенд вспомнил, что так же подкрадывался к Келлхусу, когда нашел того полумертвым на кургане отца в окружении мертвых шранков. Вспомнил леденящий ужас ночных кошмаров. Дыхание, подобное иглам. Но сейчас все иначе! Тогда Найюр собирался уйти из родного края, от своего народа, от всего, что считал священным и сильным. А сегодня он достиг своей цели. Здесь был он...

Он!

Три черные змеи обвивали его шею, одна изгибалась над правым плечом, другая свернулась на блестящей макушке. Найюр увидел рану у него в животе, розовую кровь на набедренной повязке, но не мог вспомнить, кто нанес удар.

— Найю,— проговорил слепец.

Голос Келлхуса! Черты Келлхуса! Когда сын успел стать копией отца?

— Найю... ты вернулся ко мне...

Змеи смотрели на него, высовывая язычки. Безглазое лицо умоляло, притягивало к себе, выражало раскаяние и изумленную радость.

— Я так и знал.

Найюр остановился на пороге в нескольких шагах от человека, разбившего его сердце. Он окинул комнату нервным взглядом, увидел справа неподвижную Серве, разметавшую по окровавленному полу светлые волбсы. Посмотрел на оборотней, подвешенных в путанице цепей и шкивов, на стены, испещренные нечеловеческими изображениями. Зажмурился от неестественного света, чудесным образом озарявшего резные своды.

— Найю... оставь меч... Пожалуйста.

Скюльвенд моргнул и увидел свой зазубренный клинок, хотя не помнил, как обнажил его. Свет лился по нему, словно вода.