Гор. Сага о Джандаре

6. Дарлуна, воинственная принцесса ку тад

Я давно уже подозревал, что насекомоподобные ятуны не единственные разумные обитатели Танатора. Тот факт, что Коджа и его соплеменники удивились цвету моих волос и глаз, а не общему физическому облику, свидетельствовал, что они знакомы с похожей на меня расой. Мои подозрения усилились после замечания Гамчана о том, что я помесь «занадарского пирата» и «ку тад». К тому же существовал ящичек с инструментами для письма: раса, не знающая письменности, не стала бы изобретать орудия для письма.

Глядя на первое человеческое существо, увиденное мною на Танаторе, я чувствовал, как ускоряется мой пульс — и от неожиданности встречи, и от красоты молодой женщины.

Ей около двадцати лет, она высока, стройна и исключительно женственна. На ней кожаная куртка с высоким воротником и открытой грудью, такая же, как та, что дал мне Коджа; куртка спускается до круглых бедер, оставляя обнаженными длинные стройные ноги; на ногах ботинки, зашнурованные с внутренней стороны. Широкий пояс, украшенный драгоценными металлами, сжимает тонкую талию, на поясе небольшая сумка, пустые ножны и большой медальон из какого-то яркого металла, который я не смог узнать. Кожа мягкого золотистого цвета, чистая и бледная. Маленькое лицо сердцеобразной формы прекрасно, с большими выразительными глазами, слегка раскосыми и окрашенными в яркий изумрудный цвет. Волосы великолепным красно-золотым потоком падают на маленькие плечи и спускаются до талии. Рот мягкий, с полными алыми губами. Даже теперь, в крайней опасности, она сохраняет холодное самообладание, в котором чувствуется прирожденное достоинство.

За плечами у нее пустой колчан, подвешенный за перевязь, которая проходит через одно плечо и опускается между полных вздымающихся молодых грудей. Лука я не увидел и потому решил, что в колчане были метательные копья, теперь истраченные; кинжал она также потеряла.

Зверь, лицом к которому она стояла, огромный и страшный, менее жуткий, чем ятриб, но тяжелее и массивнее его. Похож на небольшого слона, с таким же бочкообразным телом, с такими же толстыми, тяжелыми, похожими на колонны ногами, заканчивающимися массивными подушечками, такая же слегка сероватая грубая кожа. Но голова больше напоминает дикого кабана: маленькие свиные глазки безумно горят, короткая щетина прикрывает рыло, в нем видны огромные желтые клыки; они показываются, когда зверь испускает хриплое рычание. Но свиное рыло зверя длиной в ярд и увеличивает сходство со слоном.

Я узнал в этом звере вастодона: он достигает шести футов в загривке и должен весить две-три тонны. Мое уважение к воинам ятунам, которые охотятся на этот ужас джунглей, значительно выросло.

Девушка, которая меня пока не видела, истратила свои копья, очевидно, промахнувшись. Одно тонкое копье застряло валом торфе в нескольких ярдах от того места, где стоял я. Бродячий луч света упал на жемчуг, украшавший рукоять кинжала: кинжал торчал в широкой груди зверя. Она ранила зверя, но я видел, что это чудовище не так-то просто убить.

А я вооружен только мечом-хлыстом.

Застывшая картина ожила: зверь бросился в нападение. Если он ударит девушку, она будет раздавлена о ствол дерева.

Не задумываясь, я выпрыгнул из укрытия в листве с громким криком, размахивая руками, чтобы привлечь внимание вастодона. Девушка бросила на меня изумленный взгляд, и в следующее мгновение я был слишком занят, чтобы смотреть на нее или думать о ней, потому что вастодон свернул и направился ко мне, гулко стуча по алой почве.

Я никогда не пользовался мечом-хлыстом: это оружие предназначалось только для воинов, слугам и имуществу было запрещено им пользоваться. Но я был свидетелем нескольких дуэлей между артроподами за месяцы пребывания в лагере и понимал, как пользоваться этим оружием. Когда ревущий вастодон приблизился ко мне, я отпрыгнул в сторону, опустив сверху вниз меч между ногами, крепко зажав в обеих руках рукоять.

К несчастью, из-за большой длины — почти пять футов — и веса — этот меч тяжелее любого другого, какой мне приходилось держать в руках, — я обнаружил, что это крайне неудобное оружие. Я собирался ударить лезвием по морде вастодона, расколоть, если удастся, череп или по крайней мере ослепить зверя. Но лезвие нанесло только скользящий удар по плечу, разрезав грубую шкуру и обнажив бледно-лиловое мясо. Вместо того чтобы вывести вастодона из строя мой удар привел его только в еще большую ярость.

Он развернулся с диким ревом, маленькие глазки горели безумным стремлением убить, и снова бросился ко мне, как молния.

Прыжок лишил меня равновесия, и я упал в траву, меч-хлыст выпал из рук. И видя набегающего вастодона, я схватил копье, которое бросила девушка, вытащил его из торфа и нацелил в зверя. Толчок отбросил меня в сторону. Я ударился головой о какой-то твердый предмет. И тьма затянула весь мир.

Я увидел прекрасное лицо. Странные изумрудные глаза смотрели на меня, зрелые влажные губы разошлись.

— Ты жив? — спросила девушка, и я с благодарностью вспомнил Коджу, научившего меня танаторскому языку.

— Жив, — начал я, пытаясь сесть. Тут я почувствовал сильную боль и, тяжело дыша, замолк на мгновение. — Но интересно, из одного ли я куска. Сейчас посмотрим. Что-то, вероятно, клык вастодона, рассекло мне лоб, на одной руке глубокий порез от запястья до локтя. Из раны на лбу, всего лишь пореза, обильно текла кровь. Кости целы, и вообще я легко отделался.

А что касается вастодона, то он лежал на поляне мертвый, в луже пурпурной крови. Эта удача от меня почти не зависела: собственная инерция загнала копье глубоко внутрь зверя, пробив ему сердце. По чистой случайности когда зверь сам себя насадил на копье, оно упиралось в твердую землю.

Девушка помогла мне встать. Порезы на теле горели, сильно болела голова, страшно ныла пораненная рука, я был потрясен, меня тошнило. Но в целом все было в порядке.

Девушка с любопытством смотрела на меня.

— Ты ведь не ку тад! И не занадарец. Откуда же ты?

— Я… — начал я и замолк. Зачем усложнять ситуацию рассказом о моем рождении на далеком мире? Коджа ни разу не спрашивал меня о моем происхождении; подобно всем своим соплеменникам, он был флегматичен и равнодушен, любопытство — свойство обезьян и людей. А воины ятуны не люди и не обезьяны, они совершенно не любопытны.

— Я из далекой страны, — наконец запинаясь ответил я. — Меня зовут Джонатан Дарк.

Она сморщилась, услышав необычные звуки.

— Джонна… Джан… Дар?

— Джандар, — сказал я, принимая имя, данное мне моим другом Коджей.

— А я Дарлуна, из народа ку тад, принцесса Шондакора, — гордо сказала она. Я не представлял себе, как на Танаторе нужно себя вести с представителями местной аристократии. Поэтому слегка поклонился, что, казалось, встретило ее одобрение.

Убедившись, что со мной все в порядке, принцесса смотрела на меня с холодной отчужденностью. Я вспомнил, что в племени ятун кланы непрерывно воюют друг с другом. Может, это справедливо и для человеческих обитателей Танатора. (Вскоре я узнал, что так оно и есть. — Дж. Д.). Если так, то эта прелестная красавица может оказаться врагом.

— Никогда не видела, чтобы вастодона убивали так неуклюже, — сказала она.

— Какая разница, если вастодон все же убит? — был мой ответ. Она, ни слова не говоря, отвернулась от меня и принялась собирать разбросанные копья. Достала кинжал, по-прежнему торчавший в груди вастодона. Я промыл раны водой из фляжки, которая лежала в мешке, и попытался перевязать их куском чистой ткани, но одной рукой это сделать было трудно.

Мне пришло в голову, что принцесса вполне могла бы очистить и перевязать мои раны. В конце концов я получил их, спасая ее жизнь.

Подойдя к ней, я спросил:

— Не поможешь ли?

В ее изумрудных глазах блеснуло пренебрежение. Не сознавая этого, я дважды нарушил танаторский кодекс чести. В народе Дарлуны считалось вежливым для воина возражать, когда его хвалили за храбрость. Когда она заявила, что я убил вастодона неуклюже, мне следовало серьезно согласиться с нею. И воин не считается мужественным, если перевязывает и лечит свои раны. В этом отношении ку тад похожи на соплеменников Коджи.