Тень Стигии

Глаза призрака вдруг загорелись желтым огнем, и перед Соней снова предстала согбенная старуха в темном, истрепанном одеянии.

— Вот такой была принцесса Акиваша,— дребезжащим голосом сказала она.

Соня долго молчала, не находя слов для ответа.

— А что же… Что было дальше? — спросила она наконец.— И как ты оказалась столь далеко от Кеми, от Стигии?

— Расскажу и об этом. Много тысяч лет назад я жила во мраке подземелий, участвовала в обрядах магов и жрецов Сета. Я пила кровь жертв, которых проводили через Ворота Смерти. Да, я была упырем. Так проходил век за веком, тысячелетие за тысячелетием.

Но пятьсот лет назад в подземелья моей пирамиды ворвался великий и могучий воин. Ворвался, точно ураган. Он был полон жизни, она буквально кипела в нем, била ключом. Это был король Аквилонии Конан, и пришел он за Сердцем Аримана, драгоценным камнем, который обладал великой магической силой. В подземном зале, возле алтаря, произошла ужасная битва за Сердце Аримана. В этой битве сошлись стигийские жрецы Сета, кхитайские колдуны, вооруженные посохами из Дерева Смерти, которые убивают простым прикосновением, и этот король. Он победил всех. Я разговаривала с ним, предлагала ему вечную жизнь. Не ради колдовского камня, который был мне совсем не нужен, а ради огромной жизненной силы этого человека, частица которой могла достаться и мне. Но король Конан лишь посмеялся надо мной и ушел, забрав драгоценный талисман с собой. Я же вдруг почувствовала, что он — по-настоящему живой, а окружающие меня жрецы наполовину мертвы и моя жизнь во мраке подземелий — лишь призрачная тень настоящей жизни. Тот король… Он был как порыв свежего ветра, разметавший затхлый воздух моих подземелий. Я возненавидела пирамиду, тюрьму, в которой добровольно провела десять тысяч лет, и поняла, что не могу больше там оставаться. С тех пор я брожу по свету, не живая, но и не мертвая. Теперь ты понимаешь, чем может обернуться твоя мечта?

Соня содрогнулась. Да, такая цена за бессмертие действительно была слишком высока. Получить вечную жизнь, но… Ценой смерти! Отдать свою человеческую сущность, чтобы возродиться таким вот существом, великим и жалким одновременно…

— Скажи, Акиваша…— Соня наконец справилась с собой, голос ее больше не дрожал.— А в той долине, там мне тоже придется заключить сделку с Мраком, чтобы обрести бессмертие? Неужели нет другого пути?

— О той долине ходят самые разные слухи,— отозвалась Акиваша,— но я не знаю, что в них правда, а что — ложь. И есть ли там бессмертные, тоже не знаю. В свое время я пыталась туда проникнуть, но так и не смогла сделать этого.

— Почему же? — спросила Соня.

— Потому что некие могучие силы не пропускают в долину Мрак и все, что связано с ним. Я не знаю, что ждет тебя там, но в одном уверена точно: никаких сделок с Мраком не будет. Там его попросту нет. Как знать, может, тебе повезет больше, чем мне… Ладно, хватит об этом. Сегодня мы заночуем здесь, а с рассветом снова двинемся в путь. Нам осталось пройти всего один перевал, и, если все сложится удачно, завтра к вечеру ты увидишь свою долину.

Утром они снова двинулись на север, туда, где ущелье замыкало прелестную маленькую долину. Постепенно, по мере того как они поднимались, трава и деревья остались позади, их сменили каменистые осыпи и скалы, а вскоре долина, приютившая их накануне, превратилась в лоскут изумрудной зелени. Несколько поворотов ущелья — и она вовсе затерялась где-то далеко внизу. А подъем все длился и длился. К счастью, Соня умела ходить в горах. Она знала, что ноги надо ставить на всю ступню, несмотря на то что дорога довольно круто поднимается вверх. Равнинный житель, впервые попав в горы, пытается идти на носках, не опираясь на пятку. Это кажется более естественным на крутом склоне, но при такой ходьбе человек быстро изматывает себя: его икры испытывают непомерное напряжение, их начинает сводить, ноги дрожат и перестают повиноваться. Соня вспомнила, как ей однажды пришлось пробираться через полузасыпанное обвалами ущелье Кривая Пасть в Кезанкийских горах. Там, пожалуй, было потруднее: приходилось постоянно огибать огромные валуны. Здесь же дорога была более-менее чистой.

Прошло не так много времени, а они уже поднялись пойти под облака. Да, ради того, чтобы увидеть облака, которые проносятся возле самых твоих ног, стоило покинуть плоские, пыльные равнины Турана. Иногда облако с разбегу натыкалось на склон горы, и тогда все вокруг будто окутывал густой туман, вытянутая вперед рука была едва видна, звуки шагов искажались самым таинственным образом. Но почти сразу в тумане вдруг начинали играть сотни маленьких веселых радуг, солнечные лучи пробивали белую, искрящуюся мглу, и облако, подгоняемое ветром, торопливо сползало со склона.

Во второй половине дня и облака тоже остались внизу, а голые камни сменились льдом и снегом. Подъем постепенно становился менее крутым, переходя в наклонное плато. Судя по всему, до самой высокой точки перевала оставалось совсем немного. Соня остановилась передохнуть и посмотрела назад, чтобы оценить, как далеко они ушли. Пожалуй, с этой высоты можно было увидеть сразу полмира! Ну, если не полмира, то уж половину моря Вилайет — точно. Золотящаяся под лучами солнца морская гладь простиралась до самого горизонта, и Соня разглядела даже Драконью Челюсть: маленький полукруг скал далеко внизу, у подножия горы. Впрочем, различить отдельные скалы на таком расстоянии было уже невозможно.

— Почему ты медлишь? — спросила Акиваша.

— Здесь так прекрасно,— улыбнулась Соня.

— Верно, прекрасно… Сейчас,— ответила Акиваша.— Но к ночи придет буря. Видишь тучи на юге?

Теперь Соня и сама рассмотрела узкую черную полоску, зависшую над горизонтом. Благодушное настроение мгновенно исчезло., сменившись тревогой.

— Будто Мрак догоняет нас,— сказала она и зябко передернула плечами. Впрочем, на леднике действительно было холодно.

— Мраку незачем догонять кого-либо,— ответила Акиваша,— каждый и так носит в себе его частицу. Одни меньше, другие — больше, но обычно мрак таится в душе каждого. Идем, нам надо преодолеть перевал до начала грозы, тогда противоположный склон горы защитит нас от ее ярости.

— Идем,— согласилась Соня.

«И чего я так разволновалась? — думала она.— Подумаешь, гроза! Мы же не на море, в конце концов, чтоб бояться непогоды».

Солнце в тот день не скрылось за горизонтом, как обычно, просто не успело. Его поглотила черная стена туч, подымавшаяся над морем все выше и выше. В этих клубящихся грозных тучах то и дело вспыхивали молнии, будто огненные ветвистые деревья возникали вдруг из тьмы, ниоткуда, жили одно мгновение и снова исчезали в никуда.

Соня и Акиваша добрались наконец до перевала и начали спускаться в извилистое ущелье, которое вело на север. А ветер уже плясал вокруг них, мягко толкал в спину, мел поземкой, свистел и завывал в скалах. Время от времени его свист перекрывали удары грома. Стало так темно, что Соня с трудом различала дорогу. Вдруг девушка почувствовала, что копье, привязанное за спиной, как-то странно дрожит. Она ухватилась за древко рукой: да, не почудилось. Мелкая дрожь нарастала, переходя в гудение. Соня вытащила копье из перевязи и замерла, с удивлением глядя, как на бронзовом острие разгорается синее холодное пламя.

— Брось его! Быстрее! — раздался крик Акиваши.

Не рассуждая и не задавая вопросов, девушка выполнила приказание. В тот же миг оглушительный грохот сотряс ущелье, и в летящее по воздуху копье ударил с небес целый поток яростного огня. Соне опалило лицо, какая-то могучая сила подняла ее в воздух и швырнула, точно тряпичную куклу, к счастью, не на скалы, а в глубокий сугроб. Удар все равно был таким, что заныли кости. Выбравшись из снега, вытряхивая его из рукавов и из-за воротника, Соня увидела рядом Акивашу.

— Что это было? — спросила девушка.

— Молния. В твое копье ударила молния. Быстрее, уходим вниз, если тебе жизнь дорога!

— Еще как дорога,— кивнула Соня. Спускаясь по ущелью, она вскоре прошла мимо того места, куда упало копье. От оружия осталась лишь обугленная палка, а бронзовый наконечник, казалось, вовсе испарился.