Дети Смерти

«К-какого Эрхона?»

Он попытался вспомнить.

Он не помнил.

Тай хотел вскочить с кровати и тут же вскрикнул от боли: тонкая веревка впилась в шею почище любой хиссы. Унрит задохнулся в удушливом кашле. «Когда-то это уже было. Где?» Потом, уже откашлявшись и вдохнув живительного воздуха, вспомнил —

НЕ ЭРХОН.

Веревки. Хиссы. И то и другое. Они ползают по нему. Они могут в любую минуту ужалить его.

«Или это тоже всего-навсего сон?» — подумал Тай, с трудом открывая слипшиеся веки. Где-то высоко над ним покачивался грязный потолок. Тускло горели свечи. Комната, кровать, стены тоже покачивались, и Тай решил, что почти наверняка находится на кумароне. «На кумароне Ортага», — мысленно уточнил унрит, смутно ощущая чье-то чужое присутствие. Совсем рядом. В двух шагах. Впившаяся в шею веревка мешала повернуть голову. Тай сглотнул горькую слюну.

— Кто тут? — язык не слушался. Выдавилось лишь жалкое, невразумительное «О у?» («А хисс не видать. Похоже, опять там, под одеялом, где теплей».)

— Кто? — уже более внятно повторил унрит.

Деревянный пол скрипнул. Таю показалось, что кто-то переступил с ноги на ногу.

— Кто?! — едва удержался он от крика.

Не было сил ни уклониться, ни оттолкнуть навалившегося на нее Ортага. Все, что могла, она отдала Таю. И… Тай ничего не смог сделать. Мало кто из смертных мог устоять против демонов Асты. Даже маги нередко оказывались жертвами вызванных ими чудовищ.

«Ты ни в чем не виноват, Тай. И если ты никогда больше не увидишь меня, запомни: это был сон. Всего-навсего сон».

И все-таки надежда еще теплилась в ней. У нее не было сил бороться, но еще хватало сил ЗНАТЬ.

И она ЗНАЛА.

ЗНАЛА, что чья-то сильная рука уже поднимает крышку люка. Что она уже натягивает тугую тетиву арбалета. Что она уже вкладывает в него смертоносную стрелу. И когда рука Ортага похотливо скользнула по ее влажному от пота животу, Мона, теряя сознание, приказала тому невидимому для нее, кто стоял наверху:

— СТРЕЛЯЙ!

— Смотри-ка, очухался, — раздался смутно знакомый голос. — А я уже думал, ты отдашь концы без моего участия. Было бы очень обидно, Тай.

— Ты хочешь меня убить?

— Верно.

Унрит напрягся.

— Эрик?

— Он самый. Узнал, — собеседник был доволен.

— И за что? — вяло поинтересовался унрит.

— Ага. У тебя отшибло память, — грубо сказал Эрик. — Я могу ее прочистить, Тай. Вспомни брата.

— Торсона?

— Именно.

— Сейчас, — Тай и впрямь ничего не помнил, Элта. Безумная ночь. Пары харуты. Еще более безумное утро. Мертвая Мона. Что еще? «У тебя осталось три хоры, Тай».

Три хоры.

Они давно прошли.

— Не понимаю, — пробормотал унрит.

— Так уж и не понимаешь? Твоя Элта…

— Заткнись! — прошипел сквозь зубы унрит. Ему было безразлично все, что касалось его самого. Но то, что касалось Моны… Элты… — Тай снова закашлялся. — Ну, давай, не тяни, — он чувствовал себя усталым и больным. Что-то холодное и склизкое свернулось под одеялом. На груди. На животе. Но он точно знал. Это не страх. Это хиссы. — Давай, Эрик. Ты всегда был похож на мясника.

— Это суд, Тай. Я даже выполню твое последнее желание. Если… Если ты не будешь слишком наглеть.

— Тогда откинь одеяло. Мне жарко, — попросил Тай. Ему-таки удалось повернуть голову, и теперь он в упор смотрел на перемазанное кровью лицо своего убийцы. Их глаза встретились. — Нет, ты все же слишком похож на…

Глаза Эрика блеснули нехорошим светом.

— В самом деле, Тай? Сдается, ты и впрямь серьезно болен. У тебя жар. Откинуть? Одеяло? Никогда не слышал ничего глупей…

Странный скрежещущий звук прервал его слова. Все переборки кумарона жалобно застонали. Казалось, судно слегка накренилось.

— Что это?

— Я думаю, мы просто сели на мель, — сказал и сам ничего не понимающий Тай.

— Какая мель?! Здесь достаточно глубины, хриссы меня раздери… — Эрик вытер потные ладони о штаны. Наклон судна и впрямь усиливался. — Что-то больно быстро. Мы что — тонем?

— По-моему, ты пришел убивать, — мрачно заметил Тай (он так скверно себя чувствовал, что мысль о скорой смерти несла облегчение). — Только бей сразу. Не промахнись.

— Что ж, слова настоящего унрита, Тай.

— Зато дела настоящего дерьма. Знаешь что? Цель прямо в сердце. Только откинь одеяло, а то, глядишь, промахнешься, — с издевкой произнес Тай.

— Сначала я отрежу кое-что другое, — ухмыльнулся, наконец опомнившись от страха, Эрик. — Ты ведь все равно просил откинуть о…

Убийца шагнул к кровати, схватил левой рукой край одеяла.

— Видишь, я делаю, как ты хотел.

Одеяло откинулось. Глаза унрита широко раскрылись от ужаса…

— СТРЕЛЯЙ!

Эрик стремительно отскочил от кровати, так и не опустив меча. Но хиссы оказались проворней. Узкие, длинные тела взвились в воздух («флаиссы», — в последнюю секту успел подумать унрит, он даже успел разглядеть их маленькие, злобные глазки). Потом сразу три черные ядовитые стрелы вонзились ему в лицо.

— Похоже, мы сели на мель, — проворчал стоявший за спиной Носатый Игл.

— Наплевать, — пробормотал Урт, наклоняясь к тяжелой деревянной крышке, закрывавшей вход в трюм.

— Где Лин?

— Там, — неопределенно ткнул пальцем в сторону кормы Игл.

— А Эрик?

— Ищет Тая.

— Он всегда был дураком, — покачал головой Урт, — подстрахуй.

Держа наготове заряженный арбалет, он откинул крышку, заглянул вниз.

Из трюма ползли клубы едкого дыма.

— Что-то горит. Ни хриссы не вижу. Похоже, тут было жарко. Эй, есть там кто?

Ответом ему был пронзительный женский визг.

— Порядок, — Урт удовлетворенно взглянул на Игла. — Дуй за веревкой.

— Да, но где же я ее найду?

— Где хочешь. Вон у Лина была.

— Так она ж… — пробормотал Игл, но видя, как наливаются злостью глаза Урта, осекся. — Ладно. Пойду поищу на кумароне.

Урт снова заглянул в трюм. Глаза слезились от дыма. В носу свербило. Унрит чихнул. «Чем же они там дышат?» — подумал он. Внезапно клубы дыма словно расступились перед его взглядом, и он увидел странную картину. На полу лежала незнакомая ему женщина в разорванном платье («унритка? нет?»), а рядом с ней стоял на коленях полуголый человек, вернее, почти голый — только спущенные штаны мешком болтались на лодыжках. Человек все ниже склонялся к женщине. Урт не сразу сообразил, ЧТО тот собирается делать («в такое время? в таком месте?»), наконец, когда незнакомец окончательно навалился на беспомощно распластанное на полу тело, Урт удивленно прошептал:

— Гад! Вот гад!

И поднял свой арбалет.

Кто бы он ни был, тот, в трюме, это мог быть только враг.

В голове унрита что-то вспыхнуло (как будто зажглась невидимая свеча) и Урт услышал чужой, незнакомый, властный голос:

— СТРЕЛЯЙ!

Палец на спусковом крючке дрогнул.

Арбалет выстрелил.

«Попаду», — почему-то уверенно подумал Урт.

Ортаг наклонился и коснулся губами ее горячих, сухих губ. Почувствовал, как задрожало, затрепетало в его объятьях беспомощное тело. Беспомощность только распалила его. Резким движением он задрал длинную юбку, провел ладонью по влажному животу.

— Тварь, — почти ласково прошептал он, оторвавшись от ее непослушных губ.

Ему было наплевать на беснующегося в магическом круге демона. На крики задыхавшихся в дыму женщин. Даже на неровное дыхание той, которая лежала сейчас под ним, как выброшенная на берег рыба. Он лишь сам старательно придерживал дыхание, чтобы и самому не наглотаться дыма. Краем глаза Ортаг заметил выползшую из-за бочки Мару с обломком доски. «Стоять», — мысленно приказал он ей, и это было последнее, что он видел в этом ненавистном ему мире.

Кроме единственной.

Твари.

Непонятной, до сих пор неподвластной ему женщины, у которой были тысячи имен.