Конан-варвар (ЛП)

Коннахт несказанно удивился, когда узнал, к чему стремится сын. А именно: не создавать меч, который он мог взять с собою в бой, но создавать мечи, которые предназначены для сражений. Коннахт так до конца и не понял своего сына, но, по крайней мере, уважал его и гордился изделиями Корина, как собственными подвигами в полной приключениями юности.

Между тем, Конан опустил меч в корыто. Вода запузырилась, поднялся пар. Он вытащил лезвие, с которого стекали ручейки, и Корин укрепился во мнении, что мальчик в тот миг видит кровь врагов.

— Ты закончил?

Конан перевел взгляд на отца и кивнул.

Корин приблизился к наковальне. Кузнец взял клинок у сына и перевернул. Мальчик неплохо сформировал лезвие. Не испортил сильными ударами. Основание тяжеловато, но не настолько, чтобы нарушить баланс. Кончик сужен в меру.

— Сделано красиво, мальчик.

Лицо Конана, покрытое сажей с дорожками от пота, расплылось в улыбке.

— Однако позволь мне спросить у тебя: Что является самым важным, при ковке лезвия? Огонь или лед?

— Огонь, — хмыкнул подросток.

Корин поднял бровь, продолжая изучать работу сына.

— Тогда лед?

— Ты уверен?

Конан кивал, но нерешительно.

Кузнец размахнулся и ударил клинком по наковальне. Жалобно звякнув, лезвие разлетелось на куски. Конан опешил, его смущенное лицо отразилось в металлических осколках. Расстроенный, он повернулся к Корину.

— Этот урок лучше всего усвоить прямо сейчас, сынок. Мы начнем все заново, — кузнец опустился на колени и начал собирать осколки. — Ты узнаешь то, как настоящий меч делает человека великим воином. И к тому времени ты будешь готов владеть лезвием, которое мы сделаем вместе.

Глава 5

Конан глядел с надеждой на отца, который осматривал клинок.

Мальчик рассчитывал завершить его раньше, чем за три недели, но кузнец постоянно оставался недоволен работой и заставлял переделывать. «Ты растешь слишком быстро» — качал головой Корин. Приходилось удлинять и утяжелять лезвие, чтобы меч получился достойным взрослого воина, которым Конану хотелось стать как можно скорее.

— Что ты о нем думаешь, отец?

— Близко, уже совсем близко, — Корин ударил лезвием по наковальне. Сталь завибрировала и ответила чистым звоном. Кузнец сунул клинок снова в огонь и велел сыну: — Добавь еще немного жара.

Несмотря на боль во всех членах от домашних забот и тяжелого процесса обучения, Конан начал качать меха, приложив все оставшиеся силы. Сыпались искры, и температура пламени неуклонно росла. Используя клещи, его отец перевернул раскаленное лезвие на пылающих углях, а затем вытащил его из очага.

— Ну-ка возьми маленький молоток.

Исполнив приказ отца, Конан принялся формировать оружие в местах, где тот указывал.

— Стучи осторожно, сынок, но твердо, — наставлял Корин. — Кузнец, как и меченосец, должен держать контроль над своим инструментом. Выровняй это. Вот здесь и вон там.

Мальчик выстукивал тщательно, с наслаждением слушая перезвон металла с металлом. Эти мелодичные звуки свидетельствовали о прочности изготавливаемого клинка. Они отличались от шипения и скрежета стали на поле брани, где крепкие лезвия становились смертоноснее ядовитых гадюк. Звук, исходящий из-под молотка, означал, что хозяин будущего меча может на него положиться и не бояться в трудную минуту предательства с его стороны. И этого было вполне достаточно для понимания юного киммерийца.

Корин, внимательно изучая работу сына, кивнул на корыто:

— Сюда нужно насыпать побольше льда.

Конан тут же выбежал на улицу. Во дворе он наколол кусков от ледяного блока, потом вернулся в кузницу и вывалил ношу в лохань.

— Ты спрашивал, что важнее огонь или лед, но сам никогда не говорил мне правильный ответ.

Корин поднял клинок вверх, и в тенях под потолком кузницы горячий металл тускло пылал багровым цветом.

— Лезвие должно быть под стать воину, таким же гибким. Хороший меч должен гнуться, не ломаясь при этом. А для того требуется умеренная закалка, — кузнец погрузил меч в корыто. Лед стремительно таял, вода пузырилась и исходила паром, шипя словно тысячи змей. — Тайна стали в том, когда вместе и огонь и лед.

— И теперь это сделано?

— Да, — кивнул Корин, — но не все так просто.

— Почему? Ведь ты же многому меня научил.

— Не хочу, чтобы ты понял меня неправильно. Сейчас тебе известно гораздо больше, чем твоим сверстникам. Однако дело вовсе не в том, что ты узнал, а в том, как ты сможешь применить полученные знания на практике, — кузнец сложил руки на груди. — Помнишь, какой я задал вопрос, когда разбил твой меч?

Лицо Конана вспыхнуло. Сначала он был горд тем, что сделал, а после обнаружил, что его труд ничего не стоит. Тогда он в один момент превратился из победителя в побежденного.

— Я помню.

— А задумывался ли ты о его значимости?

Мальчик неопределенно пожал плечами.

— Тебя не удивило, почему я перешел на другое, не дав тебе поразмыслить над ответом и сам не сказал нечто важное?

— Наверное, ты желал, чтобы я научился как следует работать молотком прежде, чем смогу приступить к работе над мечом, — Конан опустил голову.

— Частично, ты прав, — его отец оперся об наковальню. — Но есть кое-что еще, что ты должен знать. О людях и, непосредственно, о себе. Мужчины постигают жизнь двумя разными способами. Некоторые наблюдают, задают вопросы, обдумывают, а потом действуют. Другие же действуют сразу и, как правило, терпят неудачу. И если они после этого остаются в живых, то извлекают урок из прошлых ошибок. Хотя ты не глуп, сын мой, но ты не задаешь вопросов и не беспокоишься о своем невежестве. Вот поэтому твоя первая попытка выковать меч провалилась. Думаю, ты сделал вывод из этого.

Конан не смог заставить себя выдержать отцовский взгляд. В душе он принимал правоту сказанных слов, по крайней мере, касательно всех мужчин в целом. Но подросток хотел быть не как все. Ему суждено стать великим воином или даже более того, поскольку так желала его мать. И все же отец прав. Конан действительно не любил задавать лишний раз вопросы и порой показывал невежество в каких-то вещах, о которых все остальные прекрасно знали. «Это моя слабость?» — хмурился мальчик: «Скорее, просто упрямство».

— Ты был таким же, отец? — он поднял глаза.

Корин чуть не покатился со смеха.

— Твой дед, человек больших страстей и крутого нрава, не поощрял ни своих ни чужих ошибок. Поэтому я предпочитал наблюдать. Возможно, мне бы хотелось задать вопрос, однако, признаюсь, обычно я просил его рассказать какую-нибудь историю, чтобы скрыть свои намерения. Я научился делать вещи правильно, стараясь никогда не оступаться и не терпеть неудач. Так или иначе, но я выжил и многое узнал.

В голосе отца проскользнули грустные нотки. Глаза Конана сузились:

— Поэтому ты не брал в дом другую жену?

— Твоя мать и ее смерть не связаны с моими неудачами, — Корин опять скрестил руки. — И у нас появился ты, как доказательство этого. Но, когда она умерла, мое сердце ужасно болело. Я выжил. И пусть меня назовут трусом, только я никогда не осмеливался снова влюбляться. Когда ты, сынок, найдешь ту единственную женщину, которая заставит твое сердце биться чаще, которая подарит тебе радость жизни и сделает так, что ты захочешь стать лучше, чем есть — никогда не отпускай ее от себя. Однажды и мне довелось познать такое счастье. Вот потому было бы несправедливо сравнивать кого-то с твоей матерью.

Кузнец затих, и мальчик ничего не сказал ничто, не смея нарушить тишину. Он знал, его отец часто предавался скорби, когда думал, что сын не может его видеть. Корин всегда своим видом показывал перед ним спокойствие и мудрость, но на сей раз его боль отчетливо читалась в складках на лбу. Как бы то ни было, Конан не считал это слабостью. Ведь отец не сдался. «Выживать и учиться».

— Ты будешь гордиться мной! — с чувством произнес мальчик.

Лицо Корина несколько разгладилось.