Гвардеец Гора

— Да?

— Я не хочу, чтобы мое рабство смягчалось, — заявила она, — ни по какой причине.

— Оно не будет смягчено, — уверил я ее.

— Я прошу содержать меня в полном и тяжелом рабстве, — сказала она, глядя на меня.

— Ты будешь содержаться именно так, — уверил я ее.

— Без уступок, — попросила она.

— Без уступок, — ответил я.

— Спасибо, господин, — сказала она. — Именно так я всегда хотела служить тебе, с самого первого мгновения, как увидела тебя в университетском городке.

— Я тоже, — проговорил я, — с первого мгновения, как увидел тебя, именно такой формы служения и хотел от тебя.

— Теперь это так, мой господин, — сказала она.

Тогда я присел и нежно опустил ее спиной на изразцы. Затем я встал и посмотрел на нее, нагую и связанную, у моих ног.

— Пожалуйста, возьми меня силой, господин, — сказала она. — Пожалуйста, подвергни меня изнасилованию рабыни.

— Почему? — спросил я.

Рабыня, пораженная, посмотрела на меня. Она беспокойно двигалась в ремнях. В глазах ее были слезы.

— Я умоляю об изнасиловании, — сказала она, — пожалуйста, господин, возьми меня силой! Изнасилуй меня!

— Почему? — переспросил я.

— Разве это не очевидно? — плача, проговорила она, извиваясь в золотых ремешках.

Я улыбнулся.

— Я… я… — начала запинаться она.

— Говори, — велел я.

— Я… я полна желания в моем ошейнике! — заплакала она и покраснела.

— Какая ты вульгарная маленькая рабыня! — заметил я.

— Какой зверь — господин, — ответила она, — что заставил девушку так откровенно признаться в своих потребностях.

Тогда я присел и развязал ее лодыжки, но взял их крепко в руки. Я почувствовал, как она пытается, напрягаясь, раздвинуть их, но не может сделать этого. У нее было мало сил, и, в любом случае, ее силы были ничто в сравнении с моими. Ноги не могли быть разведены, пока я не захочу.

— Это будет первый раз, когда ты на самом деле овладеешь мной как мой настоящий господин, — сказала она. — Ты взял меня на улице Извивающейся Рабыни как монетную девушку, простую наемную девушку, уличную девушку, девицу из трущоб. И ты взял меня, беспомощную рабыню, которая не узнала тебя под маской незнакомого горианского хозяина. Но теперь ты первый раз будешь обладать мной под своим собственным именем и по своему праву.

— Да, — согласился я.

— Пожалуйста, господин, — сказала она, — можно, я попрошу тебя об одной вещи? Пусть это будет быстро, умело и небрежно. Направь на меня свое вожделение как на простой предмет!

Я разглядывал ее. Очевидно, от моего малейшего прикосновения она испытает оргазм. Я еще ни разу не видел рабыню, настолько готовую к полному использованию. Она хотела, чтобы ее первое совокупление со мной, под моим именем и властью, сразу сделало бы ясным, что она в моих руках просто обычная рабыня.

— О! — вскрикнула она, когда я быстро раскинул врозь ее лодыжки.

Она посмотрела на меня с внезапным страхом. Тогда я овладел ею.

— О да! Да! — кричала она.

Затем я отодвинулся от нее. Она лежала у моих ног, на боку, со связанными сзади руками.

— О да, да, — тихо бормотала она.

Я овладел ею небрежно, быстро, безжалостно, без сентиментальной нежности. Я овладел ею как бессмысленным куском рабского мяса.

— Да, — тихо стонала она, — да, да.

Я смотрел на нее сверху. Сексуальность в женщине является изумительным, глубоким, сложным и поглощающим явлением. Посмотрите на женщину у моих ног. Я посчитал неприемлемым показать ей малейшее уважение. Я обошелся с ней как с хламом, презренной рабыней. И все же она стонала, связанная, на изразцах, в радости. С ней обошлись, как она этого желала, как с чем-то просто принадлежавшим мне по закону природы, Я посмотрел вниз. Все ее тело, со всеми изгибами и красотой, кричало о ее беззащитной сексуальности. Какой негодяй, подумал я, мог отказаться удовлетворить потребности женской особи его биологического вида?

Я пнул девушку ногой.

— Теперь ты на своем месте, рабыня, — сказал я.

— Да, господин, — ответила она. — Ты хорошо овладел мною.

Ногой я перевернул ее на спину.

— Господин оставит меня? — спросила она. — Я понравилась господину?

— Ты не была очень противной, — ответил я. — По крайней мере на время ты останешься.

— Я постараюсь отработать, — сказала она.

Я посмотрел на нее, лежащую передо мной на спине, со связанными руками.

— Я буду отчаянно стараться отработать, — сказала она.

— На живот, — приказал я.

Потом я подошел к ней и развязал ее руки. Она быстро встала на колени передо мной. Она уцепилась за мои ноги и нежно поцеловала мое левое бедро.

— Теперь, когда я овладел тобой и решил оставить тебя по крайней мере на время, — сказал я, — мы должны придумать какое-нибудь имя для тебя.

— Да, господин!

— Но в этом нет большой спешки, — заметил я.

— Да, господин.

Пока она побудет без имени. Часто девушке не дают имени немедленно. Если хозяин не знает, будет ли она хорошо работать, или будет ли оставлена в доме, считается бессмысленным тратить на нее имя. Иногда хозяин ждет несколько дней, прежде чем назвать рабыню, чтобы посмотреть, не появится ли оно само, какое-нибудь подходящее имя для девушки. Конечно, следует признать, что большую часть времени девушка, как домашний слин, носит постоянное имя. Так гораздо удобнее обращаться к ней или подзывать ее. Имя, которое ей дается, конечно, выражает волю ее хозяина. Имена могут меняться, как ему заблагорассудится. Иногда, например, девушка может быть вознаграждена красивым именем или наказана уродливым.

— Спасибо тебе за изнасилование, — сказала она, — именно так я хотела, чтобы ты первый раз овладел мною.

— Это кажется достойным низкой рабыни, — ответил я.

— Да, господин, — проговорила она. — Спасибо, господин.

Я почувствовал покусывание моей туники у бедра и осторожные поцелуи сквозь нее. Я ощутил влажность ее маленького теплого рта сквозь тунику и также движение ее языка.

— Господин даже не снял свою тунику, — сказала она.

— Есть какие-то возражения? — поинтересовался я.

— Нет, господин, — ответила она. — Я — только рабыня.

— За работу, — приказал я, ткнув большим пальцем в сторону стола.

Вздрогнув, она быстро поднялась на ноги и пошла к столу, где, встав на колени, начала собирать посуду и складывать ее.

Мне нравилось видеть ее, обнаженную, в моем ошейнике, занятую обычной работой прислуги, подобающей рабыне. Это также дало мне желанную возможность незаметно для нее достать из сундука предмет, который я давно купил для нее на большой площади недалеко от пристаней.

Я осторожно подошел к ней сзади, пока она работала, стоя на коленях. Я держал двумя руками предмет, свернутый в несколько петель. Затем одним движением я набросил петли ей через голову и тело и резко потянул их назад, заставив ее выпрямиться и прижав ее руки к бокам.

— Цепь! — воскликнула она. — Господин!

Она напрягла тело и попыталась бороться, но только несколько мгновений. Я сильнее прижал цепь. Рабыня прекратила сопротивляться. Звенья плотно впились в ее тело.

— Господин? — спросила она.

Тогда я убрал с нее цепь и вытянул перед ней.

— Она красивая, — сказала девушка.

Теперь она видела, что петли представляли собой сложенную в несколько рядов одну изящную цепь для тела, сложную и блестящую, с близко расположенными звеньями, темную, украшенную разноцветными деревянными шариками, полудрагоценными камнями и кусочками кожи. Ее полная длина составляет около пяти футов. Она может быть смотана или сложена и переплетена и завязана вокруг тела женщины различными способами. Она легкая, и плотность ее звеньев позволяет с точностью повторять контуры и изгибы женского тела. Она прочная. Ее можно носить с одеждой и без. При помощи маленьких зажимов, с защелкой или замком, ее можно использовать для охраны, так же как и для украшения женщины. Ее, конечно, может носить только рабыня.