Божественное вмешательство (СИ)

Я, ожидая вместо Пирра рано или поздно услышать о Деметрии, не на шутку встревожился. Римляне, на мой взгляд, воюя с Пирром, обладали большей военной мощью, чем сейчас располагал Мариус Мастама. Засев за карты, я обнаружил, что расстояния до Капуи и Тарента приблизительно одинаковые. И если Пирр разобьет Мастаму, то, скорее, тот отступит к Риму, а я окажусь перед врагом после изнурительного марша. Нет, уж лучше идти к побережью и разорять греческие полисы, лишая Пирра тыловой поддержки.

Мы продвигались на юг с осторожностью, высылая длинные конные разъезды. Желание узнать о противнике как можно раньше привело к тому, что все поселения лукан по пути оказывались брошенными. Я полагал, что если люди уходят в города, значит, рано или поздно мы все равно их настигнем. Почти так все и вышло, только вместо процветающего полиса на нашем пути встала небольшая крепость — Канны, на укреплениях которой яблоку негде было упасть. Эх, если бы не угроза от Пирра, о котором ничего более того, что он с армией на полуострове, неизвестно, я бы не стал тратить силы на штурм. В нынешней ситуации захватить крепость стало необходимостью, и я, не раздумывая, отправил галлов на ее штурм, полагая, что многократный численный перевес обеспечит быструю победу.

Об этой части Аппулии можно сказать "степь та степь кругом". Пришлось пожертвовать возками, чтобы соорудить хоть какие-то средства для штурма. Может, и к лучшему: галлы, вкусившие легких побед и обремененные добычей не горели желанием прославить себя взятием крепости. Теперь же, когда почти весь обоз был разобран, крепость стала привлекать вождей в качестве сейфа.

Ранним мартовским утром стены Канн, покрытые инеем, сверкали в лучах восходящего солнца. Протяжные гудки карниксов известили о начале штурма. Охотники-галлы по старому обычаю обнажили торсы, раскрасившись, как индейцы-гуроны, с воем пошли на штурм. Мне показалось, что битва длилась не больше пятнадцати минут. Правда, последствия штурма заставили призадуматься, а после принять как данность — штурм крепостных стен для галлов хуже, чем морское сражение. Не знаю, почему именно такое сравнение пришло в голову, ведь моряки-галлы тоже допущение весьма абстрактное.

Крепость защищали не больше тысячи воинов, а ранения в этом штурме получили почти три тысячи ополченцев и почти все их вожди-командиры. Обидно, что столь большие потери случились от жадности моих галлов. Ворвавшись в крепость, они увидели толпу женщин и детей. Желая захватить побольше рабов, забыли, что сражение еще не окончилось, и получали кто стрелу, а кто и нож в спину.

Участь пленников — рабство. Полагаю, что в Этрурии найдутся на них покупатели. К утру следующего дня больше десяти тысяч человек отправились назад, в Умбию. Я отослал из войска всех раненых и загрустивших о доме. Лишившись легиона, все же считаю, что принял правильное решение. Теперь нужно решить, что делать дальше. Нет ничего хуже неизвестности и сопутствующего ей страха. И хоть я отдаю себе отче, что величие Пирра — всего лишь история из моего мира, все одно не по себе от мысли, что встречусь с такой легендарной личностью на поле боя.

Глава 31

Я смотрю на чудовище и не могу поверить, что фаланга Пирра столь отличается от той, иллирийской, что с легкостью смяли мои рыцари. Сариссофоры Пирра держат длинные копья (сариссы) обеими руками. Но и второй ряд, и третий, выставив копья вперед, создали смертельную стену острых жал перед собой.

Фаланга медленно приближается к толпе моих галлов, лес сарисс мерно покачивается над ней в такт шагов. Первый залп лучников со стен Канн, казалось, не причинил грекам никакого ущерба: тростинки-стрелы попадая в чащу сарисс, падают на головы воинов сломанные.

Фаланга загудела, воины в ней закричали, подбадривая друг друга, и ускорили движение.

— Бренн, нужно атаковать их, — советует Вудель.

Я молчу, переживая свою ошибку.

— Если мы не остановим греков, то все наши воины у стен крепости погибнут! — предостерегает Вудель от того, что мне теперь и так ясно.

— Еще время не пришло, — отвечаю, мысленно уже смирившись с тем, что многие из кельтов, отправившиеся со мной в поход, не вернуться домой. — Смотри, — указываю рукой на всадников, гарцующих в метрах восьмистах за фалангой, — если мы нападем сейчас с фланга и уничтожим этого монстра, то станем такой же легкой добычей для кавалерии Пирра. Об одном я сейчас молю Богов, что бы Онор додумался не встречать фалангу в лоб, а попытался растянуть своих воинов, прогнув оборону в центре, и атаковал фланги.

Онор — один из родовых вождей, что отправились со мной на войну, возглавил кельтов в этой битве именно потому, что отличался от прочих пытливостью ума и рассудительностью. Я, предполагая, что Пирр начнет атаку фалангой, приказал ему, вступив в бой, тут же отступить под стены крепости, а сам вместе с дружиной укрылся за холмом в метрах пятистах.

Слава Богам, я слышу звуки карникса, толпа кельтов пришла в движение, растягиваясь вдоль линии обороны, по рву, вырытому перед крепостью меньше, чем за неделю.

— Смотри! Пирр купился! — кричу Вуделю, не в силах сдержать радость от того, что кавалеристы Пирра, пустив коней рысью, вот-вот вступят в битву. — Скажи Хоэлю, чтобы как только мы нападем, шел с пехотой за нами.

— Да, бренн, — отвечает Вудель и не хуже заправского коммандос ползет к дружинникам, укрывшимся за холмом.

Я не в силах вынести зрелище, когда фаланга, подобно раскаленной лаве, уничтожающей все на своем пути, медленно накрывает отважных, но беззащитных перед ее несокрушимостью галлов, закрываю глаза и ползу вслед за Вуделем. Спустившись чуть ниже, уже не опасаясь быть замеченным, бегу к своим всадникам.

Сажусь на Чудо, беру у Вуделя шлем и копье. Гоню мысли о том, чтобы остаться с пехотой, немею от бушующего в крови адреналина. Машу рукой, сигнализируя, что пора выдвигаться.

От движения бронированной конницы земля под копытами лошадей гудит, но вряд ли в ярости боя враги почувствуют ее дрожь. Выезжаем из-за холма колонной, перестраиваясь на ходу. Сквозь прорези шлема вижу, что всадники Пирра уже вступили в бой.

Секунды разделяют время на поток невыразимых эмоций и чувств. Прижимаю локоть, слегка наклоняю копье. Словно на картинке вижу перекошенное от ужаса лицо кавалериста-грека, что волею случая оказался на моем пути. Чтобы попасть наверняка, бью в торс. Он пушинкой слетает с лошади и в следующий момент я, бросая поводья, рефлексивно хватаюсь за луку седла, чтобы удержаться на спине Чуда, сбивающего грудью с ног его коня.

Взгляд ловит сариссофора, обнажающего короткий меч. Отвожу локоть, целясь в голову, промахиваюсь и скачу дальше.

Вижу полусотню галлов, они, словно волки набрасываются на греков, стоящих плечом к плечу, прикрывшись небольшими круглыми щитами. Направляю на них Чудо. Копьем поражаю врага, но стоящий рядом с убитым грек в отчаянии обеими руками вцепился в древко. Он все-таки заставил меня бросить копье. Тянусь за мечом, притормаживая коня. Мимо проносятся дружинники, сминая островок сопротивления пирровых воинов.

Осматриваюсь в поисках врагов, сражающихся не обнаруживаю. Снимаю шлем и вижу слонов, рысящих на моих пехотинцев, выстроившихся в две линии. Между слонами небольшими отрядами бегут, размахивая дротиками, велиты Пирра.

Вокруг много тел на земле, большей частью всадников и их коней. Ров у крепости заполнен телами кельтов, принявших на себя удар фаланги. Переживая разочарование, отмечаю, что многим сариссофорам удалось выйти из боя. Всадник в красном плаще и сверкающих на солнце доспехах остановил бегущих и пытается их построить в боевой порядок.

На месте битвы не больше двух тысяч кельтов мародерствуют, обирая поверженных воинов. Вокруг меня собираются всадники, многие еще с копьями. Поднимаю меч над головой, кричу: "Вперед!" — указывая взмахом на атакующих нашу пехоту. Надеваю шлем и уже без адреналиновой инъекции скачу к врагам.