Дань с жемчужных островов

— Номер восемь! — объявил зазывала. — Какой красавец! — Он закатил глаза и причмокнул. — А сила!.. Его силы хватит на десятерых! Он молод. Он неглуп. У него большое будущее. Тридцать серебряных монет за это роскошное животное! Торопитесь! Если его не купят сегодня, благородный Аркон обучит его грамоте, и тогда цена этого дарфарца вырастет до десяти золотых монет! А обучить его будет нетрудно! Он может быть кротким, и свирепым, покорным и строптивым, из него получится великолепный сторожевой пес! Тридцать монет! Да это просто подарок от благородного Аркона в честь удачных торгов!

— Тридцать пять! Сорок! Пятьдесят! — Публика явно вошла в раж. — Пятьдесят пять! Шестьдесят!

Кави пристально вглядывался в лица выкрикивавших все новые и новые цены, и думал, с каким наслаждением он впился бы в горло любого из этих людей, с какой радостью терзал бы их жалкую плоть, как быстро пополнилось бы ожерелье для Йога. Воображение юноши нарисовало такую яркую картину, что он невольно облизнулся, а его злобный и настороженный взгляд на несколько мгновений потеплел.

— Восемьдесят! — вскинул вверх руку широкоплечий, крепкий мужчина, ястребиный нос которого и курчавая пышная борода, суживающаяся книзу, выдавали в нем уроженца Шема.

— Прекрасная цена! Превосходная цена! — заверещал зазывала. — Есть еще предложения? Восемьдесят — какая чудесная цена!

Гонг ударил трижды, и Кави перешел в собственность шемита. Юношу, как и его собратьев по несчастью, заковали, а вот клеймо новый хозяин приказал поставить не на плече, а на спине, между лопатками. Когда жгучая волна боли схлынула и Кави вновь обрел способность видеть и говорить, шемит сказал ему:

— Меня зовут Исакар. Сегодня же я возвращаюсь домой, в Аббедрах, что находится в Шеме, близ границы со Стигией. О своей судьбе ты узнаешь, когда мы прибудем на место, но, обещаю, ты не пожалеешь о том, что тебя купил именно я.

Кави хмуро взглянул на своего хозяина и криво усмехнулся, подумав при этом: «Чернобородый тупица! Как можно не пожалеть о том, что тебя лишили свободы? Ну ничего, с тобой я поквитаюсь попозже». В тот миг юноша даже заподозрить не мог, что годы, проведенные в доме Исакара, будет вспоминать как лучшую пору своей жизни.

По прибытии в Аббедрах Кави поместили в доме хозяина. Крошечная комнатка, хоть и надежно укрепленная толстой решеткой на окне и массивными запорами на прочной двери, оказалась вполне удобной и даже уютной. Обстановка ее была довольно скудной: узкая лежанка, маленький столик и небольшой сундучок для одежды, — но привыкшему и к более скромным условиям дарфарцу этого было более чем достаточно.

Его сытно кормили отборным мясом, даже не пытаясь предлагать какую бы то ни было иную пищу, и никто но беспокоил. Лишь сам Исакар время от времени навещал своего раба, никогда не беря с собой охрану, словно совсем не опасался за свою жизнь, и подолгу беседовал с ним, попутно обучая смышленого юношу шемитскому и туранскому языкам, а также грамоте. В конце концов Кави, удивляясь самому себе, привязался к хозяину. Единственное, что беспокоило молодого раба, — ему давно не приходилось отведать человеческого мяса, и он почти физически ощущал то, что его соплеменники обозначали словом «нечистый». Когда он уже был на грани отчаяния, случилось нечто, наполнившее его душу чувством, сходным со счастьем.

Однажды вечером Исакар пришел к нему в комнату:

— Я давно присматриваюсь к тебе и могу уверенно сказать, что не ошибся, когда в Сухмете выбрал именно тебя. То, что я расскажу сейчас, все посвященные клянутся держать в величайшей тайне, цена которой — жизнь. Ты можешь поклясться?

— Клянусь Воротами Страны Теней, — взволнованно произнес Кави, подумав, правда, при этом, что иных собеседников, кроме Исакара, у него все равно нет.

— Слышал ли ты когда-нибудь о культе Золотого Павлина Саббатеи? — спросил Исакар, и когда дарфарец отрицательно покачал головой, продолжил: — Приверженцы этого культа поклоняются демону в павлиньих перьях. Золотой Павлин строг и суров и требует от своих детей многих жертв, лучше всего — человеческих. — Кави напрягся, а Исакар по-дружески потрепал его по плечу: — Не волнуйся. Я потратил такие деньги не для того, чтобы принести тебя в жертву Золотому Павлину. Все гораздо интереснее.

Он надолго замолчал, не сводя пристального взгляда с дарфарца, словно еще раз обдумывал, можно ли посвящать раба в свою сокровенную тайну, но все-таки решился:

— Я жрец Золотого Павлина. Ты спросишь, почему это тайна? Наш культ запрещен в Шеме. И не только в Шеме, но и повсюду. Из-за человеческих жертв, конечно. Но мы признаем свое божество истинным и не собираемся отступаться от него. Так вот, я жрец. До недавнего времени у меня был превосходный помощник, но вот уже два месяца, как он покинул меня, чтобы встретиться с богом. Тогда я решил отправиться в Стигию, где можно купить раба из Дарфара, чтобы им заменить своего усопшего друга. Культы Золотого Павлина и Йога очень близки друг другу, и я хочу спросить, согласен ли ты служить Павлину?

Беседа затянулась далеко за полночь. Исакар подробнейше рассказал о своем божестве, поведал, как добываются для него жертвы, доказывал, что его бог и бог Кави — почти родные братья. Дарфарец долго не поддавался уговорам, но против одного предложения устоять не смог.

— Мы отдаем всю жертву Павлину, тогда как вы почти целиком оставляете ее себе, — сказал Исакар. — Я позволю тебе забирать ту часть, какую захочешь, после каждого жертвоприношения.

Глаза Кави заблестели. В конце концов, ему ведь не предлагают отречься от своего бога, просто он обретет еще одного, очень похожего.

— Хорошо, — согласился юноша. — А что требуется от меня?

Оказалось, добывать жертвы с каждым годом становилось все труднее и труднее, несмотря на то что жрецы Золотого Павлина в этом деле достигли небывалых высот, творя подчас настоящие чудеса. После многих удачных вылазок Исакар все же навлек на себя некоторые подозрения и потому больше заниматься этим не мог. Кави с его ловкостью, силой и сноровкой как нельзя лучше подходил для этой роли и после короткой подготовки начал прекрасно справляться со своими новыми обязанностями. Два года прошли для него как два дня, пока однажды не грянул гром.

Приверженцы саббатейского культа, которых, к удивлению дарфарца, в Шеме оказалась немало, готовились к очередному торжеству, посвященному Золотому Павлину. Это был особенный праздник, проводимый один раз в пять лет, когда божеству требовалось преподнести сердце девочки не старше семи лет.

До этого Кави прекрасно справлялся со своей задачей. Ему, выросшему в глухих джунглях, где от ловкости и умения передвигаться быстро и совершенно бесшумно зависело, скоро ли Ворота в Страну Теней откроются, чтобы впустить очередного обитателя, было совсем нетрудно отлавливать одиноких прохожих, заезжих ротозеев, подгулявших выпивох, предназначенных для алтаря Павлина. Но как быть, когда малые дети редко остаются без присмотра? Оставалось одно: завлечь девочку обманом.

Он долго бродил по улицам Аббедраха, пока не присмотрел несколько детей, вполне подходивших для его целей. Терпения и выдержки дарфарцу хватило бы на то, чтобы выслеживать ребенка годами, но времени-то как раз у него и не было, и он остановил свой выбор на шестилетней девочке, семья которой, как показалось Кави, не слишком обременяла себя заботой о ребенке. Во всяком случае, ему не раз приходилось видеть, как она играет одна или как ее мать, отправляясь за покупками, смело оставляет дочь на улице возле лавки.

Договориться с малышкой оказалось нетрудно. И правда, весьма сложно найти девочку, которая не приняла бы в подарок забавную игрушку и не согласилась бы зайти к доброму дяде, который утверждает, что больше всего на свете любит играть с детьми и что в саду у него есть качели, а в доме стоит накрытый стол с сочными фруктами, сладким изюмом и медовыми лепешками. Девочка доверчиво протянула «доброму дяде» розовую ладошку, и он, чуть ли не приплясывая от радости, что все так ловко получилось, повел ее в дом, где ребенка действительно ждали, но не расписные качели, а другие «добрые дяди», которые уже заточили нож, чтобы вырезать сердце из груди гостьи.