Бог, запятнанный кровью («Окровавленный Бог»)

— Будь ты проклят! Но все же мне причитается треть сокровища.

Посмотрев на карту, Конан засунул ее себе за пояс.

— Ладно. Я не злопамятный. Конечно, ты — свинья, но держи слово и не пытайся обмануть нас, и мы поступим так же. Верно, Сасан?

Сасан кивнул и подобрал с земли пучок стрел.

Кони людей Зираса были привязаны в проходе за стеной. Конан, Сасан и Зирас выбрали себе наилучших и направились к каньону, открывавшемуся за узким проходом. Трех оставшихся коней они вели в поводу. Наступила ночь, но они двигались без остановок, помня о том, что за спиной Керасп с горами.

Конан зорко наблюдал за своими спутниками. Самое опасное время наступит, когда они добудут золотую статую и больше не будут нужны друг другу. Тогда Зирас и Сасан способны сговориться и убить Конана, или один из них может предложить ему убрать третьего. Каким бы жестоким и безжалостным ни был сын варвара, его кодекс чести не позволял первому замыслить измену.

Он раздумывал о том, что хотел сказать ему перед самой кончиной тот, кто составил карту. Смерть настигла Осторио в тот самый момент, когда он описывал храм: его слова были прерваны кровавой струей, хлынувшей изо рта. «Немедиец хотел о чем-то предупредить», — подумал Конан. Но о чем?

Уже рассвело, когда они выехали из ущелья в долину, с боков которой стеной стояли крутые склоны. В долину вел только один путь — проход, через который они проникли в нее. Он переходил в карниз, шириной примерно в тридцать шагов. С одной стороны на высоту, равную полету стрелы поднимались утесы, с другой стороны зияла бездонная пропасть. Казалось невозможным сойти вниз в глубину долины, затянутую туманом. Но все трое почти сразу же отвели глаза, ибо то, что они увидели перед собой заставило забыть и голод и усталость.

На самом краю пропасти возвышался храм, мерцавший в лучах восходящего солнца. Он был целиком высечен в гранитном утесе, и его огромный портал был обращен прямо к ним. Карниз вел к высокой бронзовой двери, позеленевшей от времени.

Конан не пытался угадать, какой народ, какие существа воздвигали это сооружение. Развернув карту, он стал разглядывать заметки на ее полях, стараясь понять, каким образом можно открыть двери храма.

Но Сасан, соскочив с седла, побежал к дверям, опередив своих спутников, издавая радостные вопли. Алчность заставила его забыть об осторожности.

— Дурак! — проворчал Зирас, спешиваясь. — Осторио записал предостережение здесь, на полях карты: что-то относительно Бога, который сам взимает дань с тех, кто хочет проникнуть в его святилище.

Сасан в эту минуту ощупывал выпуклости на богато украшенном портале и одну за другой тянул их к себе. Конан и Зирас услышали его торжествующий крик, когда одна из них поддалась у него под рукой. Но крик превратился в ужасный вопль: дверь храма, целая тонна литой бронзы внезапно наклонилась наружу и рухнула с оглушительным грохотом, раздавив иранистанца, словно насекомое. Из-под огромного ломтя текли алые струйки.

Зирас пожал плечами:

— Ну вот, я же сказал, что он дурак. Осторио, должно быть, нашел какой-то способ открыть дверь так, чтобы она не падала, не сходила с винтов, на которых укреплена.

«Одним ножом в спину меньше», — подумал Конан.

— Эти винты не настоящие, — сказал он, осматривая дверь вблизи. — Смотри! Дверь опять поднимается!

Винты, как и сказал Конан, были фальшивые. В действительности, дверь была укреплена на двух пружинах в нижних углах так, что могла падать вперед, словно подъемный мост. На верхних углах двери было прикреплено по цепи, которые по диагонали шли вверх и исчезали в отверстии у верхнего края дверной рамы. Сейчас цепи натянулись, в отдалении раздался глухой, скрежещущий звук, — и дверь стала медленно подниматься.

Конан схватил пику, брошенную Сасаном. Всунув конец ее древка в углубление в резьбе на внутренней поверхности двери, он вставил острие словно клин в верхний угол дверной рамы. Скрежет умолк и дверь замерла, поднявшись едва ли на одну десятую.

— Неглупо, Конан, — произнес Зирас. — Ну теперь, раз Бог получил свою пошлину, дверь больше не закроется.

Ступив на внутреннюю поверхность лежащей двери, он спрыгнул в храм. Конан последовал за ним. Остановившись у самого порога, они вглядывались в пространство, покрытое мрачными тенями, словно змеиное логово. Тишина царила в древнем храме. Ее нарушал лишь мягкий звук их шагов, когда они двинулись вглубь.

Осторожно шли они в полутьме. И вдруг вспышка багрового света, ударив в глаза, словно яркие лучи заходящего солнца. Они увидели Бога — глыбу литого золота, усыпанную горными драгоценными камнями.

Изваяние, немного больше человеческого роста, было похоже на гнома, что стоял выпрямив широко раздвинутые ноги на огромном куске базальта. Оно было повернуто лицом к входу в храм, с обеих сторон от него стояли разные сиденья из блестящего черного дерева, выложенного драгоценными камнями и перламутром в странном узоре, не похожем на что-либо, созданное людьми, ныне живущими на Земле.

Слева от статуи, в нескольких футах от основания пьедестала, в полу храма от стены до стены зияла трещина, шириной примерно в пятнадцать футов. В незапамятные времена, может быть до постройки храма, землетрясение разделило скалу. И в эту черную бездну много веков подряд безжалостные жрецы бросали вопивших от ужаса людей, принося их в жертву своему страшному божеству. Высокие стены храма были покрыты фантастическими резными узорами, кровля над головой утопала в тени.

Но внимание людей было приковано к идолу. Несмотря на то, что он был отталкивающе уродлив и грубо сделан, для них он воплощал богатство, при одной мысли о котором Конан почувствовал головокружение от успехов, выпавших на их долю.

— Кром и Имир! — выдохнул он. — На эти рубины можно купить целое королевство!

— Это слишком прекрасно для того, чтобы достаться неотесанному варвару, — задыхаясь, произнес Зирас.

Эти слова, произнесенные полубессознательно сквозь стиснутые зубы, были предостережением для Конана. Он быстро пригнулся, рядом свистнула сабля Зираса — лезвие, не задев шеи, срезало кусок с каффии. Проклиная свое легкомыслие и неосторожность, Конан отпрыгнул, подняв секиру.

Зирас набросился на него. Конан принял бой. Они сражались, нападая и отступая перед изваянием, которое, казалось, злобно наблюдало за схваткой, их ноги скользили по гладкому камню пола стальные лезвия звенели и свистели в воздухе. Конан был крупнее коринфянина, но Зирас отличался необыкновенной ловкостью, был силен и опытен и знал множество опасных приемов. Снова и снова Конан оказывался на волосок от смерти.

Но вот варвар поскользнулся на отполированном полу и его удар пришелся по воздуху. Зирас, призвав на помощь всю свою силу и быстроту движений, сделал мощный выпад, казалось, его сабля неизбежно должна пронзить молодого воина. Но киммериец вовсе не потерял равновесие. С гибкостью пантеры он изогнул свое сильное тело так, что длинное лезвие Зираса прошло у него под мышкой сквозь ткань рубахи. На мгновение сабля Зираса запуталась в складках. Коринфянин, не растерявшись, нанес удар кинжалом, который держал в левой руке. Острие вонзилось Конану в правую руку и в тот же момент нож в левой руке варвара, прорвав кольчугу врага, проник ему в тело меж ребер. Зирас закричал, в горле у него что-то булькнуло, он откинулся назад и упал, раскинув руки на полу.

Конан, отбросив оружие, встал на колени и оторвал кусок ткани от своей рубахи, что бы добавить еще одну повязку к тем, что уже были на нем. Он перевязал рану, затянув зубами и руками узлы и поднял взгляд на Окровавленного Бога, глядевшего на него с высоты пьедестала. Кошмарное сверкающее лицо казалось, выражало злорадство и ненасытную жадность. Конан вздрогнул и по спине его пробежал холодок, он замер, охваченный страхом перед сверхъестественным, который был присущ суеверному варвару.

Но он быстро взял себя в руки. Окровавленный Бог принадлежал теперь ему, вопрос заключался лишь в том, как увезти эту массивную глыбу. Если идол не полый, то он даже не сдвинет его с места. Но когда Конан постучал рукояткой ножа по статуе, то убедился, что внутри пустота. Конан прошелся по храму, строя различные планы и раздумывая, не разбить ли ему одно из тех тяжелых деревянных сидений, стоявших по бокам идола, что бы сделать рычаг из ножки, с помощью которого можно будет поднять Бога с пьедестала и вытащить его из храма, привязав цепями от входной двери к нескольким коням. Внезапно громкий голос заставил его повернуться.