Р. Говард. Собрание сочинений в 8 томах - 3

— Ну, — улыбнулся Том, помогая мне влезть в зеленые трусы, которые мне принесли, — можешь не волноваться. Я так понял, этот Франсуа говорит по-английски, и потому поставил условие, чтобы рефери судил весь бой только по-нашему.

— Так отчего же этот Франсуа не заговорил по-английски со мной?

— Он с тобой вовсе ни по-каковски не говорил. Весь из себя такой шикарный… Думает, что замечать тебя — ниже его достоинства. Ну, разве только для того, чтобы дать по физиономии.

— Хм-м, — задумчиво протянул я, коснувшись небольшой царапины, оставленной тростью Франсуа на невероятно твердой голове Майка.

При виде этой царапины, должен признаться, перед глазами моими появилась легкая красная дымка.

Взойдя на ринг, я отметил сразу несколько деталей. Помещение было небольшим и роскошно обставленным. А еще — народу немного. В основном — французы, да несколько англичан, да один китаеза, одетый на английский манер. Всюду сплошь цилиндры, летние пальто и трости с золотыми набалдашниками. Но, к удивлению моему, были среди этой публики и французские матросы.

Я сел в своем углу, а Майк, как всегда, устроился у самого ринга, стоя на задних лапах, а передние и голову положив на ковер, чтобы удобнее заглядывать под канаты. На улице, если кто пытался ударить меня, Майк без разговоров бросался к его горлу, но старый мой пес отлично понимал, что ринг — дело другое. Тут он не вмешивался, хотя порой, когда я оказывался на брезентовом ковре или сильно истекал кровью, глаза его краснели, а из горла вырывалось глухое рычание.

Том слегка разминал мои мускулы, а я почесывал Майка за ухом, когда на ринге появился этот Франсуа, мистер Сама Таинственность.

— Уи! Уи! — завопили зрители.

Только тут я как следует разглядел, каков он из себя, и Том шепнул, чтобы я подобрал хлебало хоть на пару футов и не выглядел полным олухом. Когда Франсуа сбросил свой расшитый шелком халат, мне окончательно стало ясно, что встреча предстоит тяжеленькая, даже если этот гусь всего-навсего любитель. Парень был из тех, кто хоть, может быть, и не видал никогда перчаток, но выглядит и ведет себя как боец.

Росту в нем было добрых шесть футов полтора дюйма, то есть на полтора дюйма выше моего. Мощная шея плавно переходила в широкие, упругие плечи, торс — гибкий, точно сталь, а талия — тонкая, прямо-таки девичья. Ноги — стройные и сильные, с узкой ступней, значит, в скорости ему не откажешь. Руки — длинные и крепкие, прекрасно тренированные. Да, скажу я вам, этот Франсуа был похож на чемпиона-победителя больше, чем кто-либо другой! С тех самых пор, как я в последний раз видел Демпси.

И лицо… Блестящие черные волосы были гладко зачесаны назад, придавая его злобному лицу некоторое благообразие. Глаза его так и жгли меня из-под тонких черных бровей, и теперь уж не были глазами обычного дуэлянта. То были глаза тигра! И когда он, опершись о канаты, сделал пару махов назад для разминки, мускулы его заиграли под гладкой, точно шелк, кожей, и весь он сделался точь-в-точь огромная кошка, которая точит когти о ствол дерева.

Том Роуч сразу посерьезнел.

— С виду востер, — сказал он. — Похоже, в боксе что-то смыслит. Ты лучше, как только гонг, — иди вперед, тесни его, не давай опомниться…

— А когда я дрался иначе? — ответил я.

Тут какой-то прилизанный француз с лихо закрученными усами вылез на ринг, поднял руки, прося тишины, так как публика все еще вопила, приветствуя Франсуа, и разразился длинной французской фразой.

— Что он говорит? — спросил я у Тома.

— Да повторяет, что и так всем известно, — ответил он. — Что это не обычный бой за приз, а вопрос чести между тобой и… Э-э… Этим самым Франсуа.

Том окликнул француза, сказал ему что-то, и тот вызвал из публики англичанина. Том спросил, не возражаю ли я против того, чтоб этот англичанин был за рефери. Я не возражал. Тогда о том же спросили Франсуа, и он этак высокомерно кивнул. Затем рефери спросил, сколько я вешу, и я ответил, и после этого он заорал:

— Бой будет проходить без учета весовых категорий, по правилам маркиза Куинсберри, раунд — три минуты, минутный перерыв! До полной и окончательной победы, даже если схватка займет всю ночь! В этом углу — месье Франсуа, вес двести пять фунтов! В том углу — Стив Костиган из Америки, вес сто девяносто фунтов! Вы готовы, джентльмены?

Прозвучал гонг. Рефери наш, вместо того чтобы убраться за канаты, как делают англичане, остался на ринге, на американский манер. Я рванулся на середину, видя перед собой только холодную усмешку на красивом лице, и хотелось мне лишь одного: как следует это лицо разукрасить. Спешил, точно на пожар, и — наудачу — с ходу послал верхний правый хук Франсуа в челюсть. Удар пришелся слишком высоко, но все же сбил его с носков на пятки. Издевательская улыбка на его лице поблекла.

Прямым левой, так быстро, что и глазу не уследить, он парировал мой хук и сразу, с той же руки, ударил в голову. В следующую минуту, промахнувшись с обеих рук, я снова получил этот прямой левой в лицо и понял, что против меня дерется настоящий боксер.

Я явно уступал ему и в скорости, и в мастерстве. Он был точно кошка: двигался быстрее молнии, а если уж бил, то бил быстро и жестко и притом еще продумывал на ходу каждый шаг, так что застать его врасплох было невозможно.

Единственным шансом моим было продолжать наступать, и я шел вперед, нанося быстрые и тяжелые удары. Выстоять ему не удалось бы, поэтому он принялся отходить, передвигаясь по всему рингу. И все же я понимал, что не шибко-то он меня испугался, а отступает с какой-то вполне определенной целью. Но я никогда не медлю, чтобы прикинуть, что там замышляет вышедший против меня гусь.

А Франсуа продолжал жалить меня своим прямым левой, пока я в конце концов не нырнул под его удар и не воткнул свою правую в его диафрагму. Удар здорово потряс его. Вообще-то, должен был свалить, однако он вошел в клинч и так связал меня, что я больше не мог сделать ничего. А когда рефери разводил нас, этот тип еще скребанул шнуровкой перчатки мне по глазам! С приличествующим случаю замечанием я изо всех сил послал правую ему в голову, но он уклонился, и сила моего же собственного свинга бросила меня на канаты. Толпа издевательски завыла.

Тут прозвучал гонг.

— Малец-то крутенек, — заметил Том, разминая мне мышцы живота, — но ты продолжай теснить его, ныряй под его левую, если сможешь. Только не забывай следить за правой.

Я протянул руку назад, чтобы почесать Майку нос.

— В следующем раунде посмотришь.

Да, в следующем раунде вправду было на что посмотреть. Франсуа решил сменить тактику и, едва я пошел вперед, встретил меня левой, разбив нос, отчего глаза мои немедля заполнились слезами. А потом, пока я соображал, что творится, правой подбил мне левый глаз и ею же ткнул в солнечное сплетение. Тут я очухался, левым хуком достал его печень, заставив согнуться пополам, и добавил, пока он не выпрямился, правой сверху в голову, за ухом. Он встряхнул головой, прорычал какое-то французское проклятие и отступил, заслонившись все тем же прямым левой.

Я ринулся к нему, точно смерч, снова и снова пропуская его короткий прямой левой в корпус, пытаясь достать его, но мои свинги всякий раз оказывались чуть короче, чем нужно. Эти прямые в корпус мне пока не шибко-то вредили, их нужна целая уйма, чтобы человек ослаб. Однако это было — точно все время натыкаешься на каменную стену, понимаете? А потом он пустил в ход перекрестные удары правой — бац! бац! бац! Правая, братики мои, у него работала просто отменно!

Его рывок вперед был таким неожиданным и ударил он так быстро, что я и в оборону уйти не успел. Правая его сработала, словно молния! В тот же миг я «поплыл», а Франсуа ударами с обеих рук погнал меня назад через весь ринг. Бил он с такой скоростью, что я успевал парировать не больше четверти его ударов. Бил и бил, полностью раскрывшись. Наконец я почувствовал спиной канаты и на какой-то миг увидел его, пригнувшегося передо мной, словно огромный тигр. Он совсем забыл об обороне, и левая его как раз устремилась ко мне. Вот в эту долю секунды моя правая, взметнувшись от бедра, парировала его удар и угодила точно в подбородок. Франсуа, будто под копер попав, рухнул на ковер, рефери прыгнул вперед — и тут ударил гонг!