Адептус Механикус: Омнибус (ЛП)

— Есть, — ответил он с тяжелым акцентом своего родного мира, — Иду.

— Отделение Канникса вернулось. Согласно их оценке, нужно продолжать. Запуск неизбежен.

Очищение миров было суровой необходимостью Империума Человека, и Слейну уже приходилось ее осуществлять. Мардун X, Гефистакс, Трууб II и III, Кластер Стуум. Каждое из этих названий напоминало о том, что Милосердие Императора могло как дарить жизнь, так и отнимать ее, иногда у целых миров и систем разом.

Путь на пусковую галерею "Отчаяния Императора" был недолгим. Капитан в бледно-желтом силовом доспехе стремительно шел по кораблю мимо обслуживающих команд и вспомогательных сервиторов.

На входе в галерею Слейна встретило отделение Канникса. Сержант Канникс сотворил знамение аквилы, ударив перчатками доспеха по керамитовым нагрудным пластинам. Слейн повторил жест столь же сильно, а за ним знамение повторили и четверо оставшихся бойцов отделения. Несмотря на угрожающий вид шлемов модели Мк VII, Слейн ощутил братские узы, и благодарно кивнул. Космодесантники ступили внутрь, и перед ними раскинулись обширные пусковые галереи. Вдоль каждой из них проходила огромная металлическая труба, оснащенная буферной изоляцией, трубками охладителей и распылителями органики. На некотором расстоянии располагались ряды сервиторов, подключенных к каждому из больших цилиндров. Они предназначались для контроля целостности оболочки, прицеливания и расчета траекторий. Цилиндры служили направляющими для вирусных торпед.

— Докладывай, сержант Канникс, — произнес Слейн.

— Население мертво либо уже умирает, капитан, — голос Канникса транслировался непосредственно во вживленный приемник Слейна. — Оставшиеся в живых убивают заболевших еще до того, как те умрут сами. Еще они убивают друг друга и разрушают добывающую инфраструктуру планеты. Три шахты-улья уже обрушились в ядро планеты, и в течение нескольки дней их будет еще больше. Шахта-улей Могма'кран падет в течение нескольких часов, поскольку все укрепленные шпили уже обрушились. Ситуация критическая, капитан.

— Тогда давай начнем, сержант. — Слейн приготовился отдать команду к пуску. Этому мгновению предшествовали многие часы молитв. В воздухе висел густой запах благовоний.

Хотя Обрекающим Воинам было мало дела до того, что за вирус они запускают и какие это вызовет последствия, нашлись те, кого это заботило. К удивлению Слейна, двери помещения с шипением открылись.

Первым порог переступил орудийный магистр Након Тагор. Флотская униформа с укороченными эполетами и парчовыми вставками сидела на нем как влитая. Образ завершала фуражка на гладко выбритой голове. Перед гигантами-астартес он казался карликом, а его мрачность меркла перед их угрюмым видом. Слейну уже доводилось встречаться с этим офицером, поэтому на космодесантника не произвел впечатления его вид. Удивительным было его присутствие.

— Орудийный магистр, что за вмешательство? Только астартес сейчас имеют допуск на пусковую галерею. Протоколы пуска запрещают находиться здесь кому-либо еще, — Слейн спокойно смотрел на орудийного магистра, ожидая от него лишь исполнения своей воли. — Вернитесь на пост. Оставьте нас.

— Мой повелитель… — начал Тагор, но умолк, когда, сдвинув его с пути, в помещение продвинулся огромный сервитор. Изящные очертания и скошенные пластины обшивки делали его похожим на легкий дредноут, если бы такие существовали. Осторожная походка напоминала походку старика, но говорила о сложных внутренних механизмах. Это был не дредноут. Он развернулся на поясной опоре передней частью к капитану Обрекающих Воинов. Плечевые пластины раздвинулись, обнажая мощную трапециевидную мышцу с утопленным в ней ошейником, на котором помещался пучок механодендритов, каждый из которых заканчивался каким-то датчиком. Не сервитор, но и не человек.

Ошейник разделился надвое и спустился к грудной клетке, открыв панель с голосовыми отростками. Отростки одновременно завибрировали, когда машина заговорила.

— Капитан Гриммер Слейн, уверяю Вас, наше присутствие санкционировано, — голос был грохочущим, перекатывающимся потоком бинарного кода, облеченного в форму слов. — Фактически нас попросил присутствовать капитан "Отчаяния Императора". Я — архимагос биологис Иероним Роттл из Адептус Механикус, преемник благословеннейшего архимагоса биологис Нефариона Вейвора, да преумножит он экспоненциально великолепие Омниссии.

Слейн неприязненно уставился на жестянку из Механикус. Похоже, в этом существе была малая часть органики — после внимательного осмотра керамитовой обшивки капитан заметил емкости из тончайшего стекла, в которых содержалось доказательство человечности. Частицы плоти были выставлены напоказ, как знаки полномочий. Плоть разлагалась и гнила, будто была уже давно мертвой и существовала лишь для того, чтобы машина могла доказать свою человечность.

— Что вы здесь делаете? — холодно осведомился космодесантник.

— Друг мой, — зазвучала бинарная гармония голоса Роттла, — я пришел с миром, как, несомненно, каждый из нас. — Он указал на Бойню, видневшуюся через ближайшее обзорное окно, затем обвел рукой пусковую галерею. За спиной архимагоса находились несколько сильно аугметизированных адептов Механикус, техножрецов и сервиторов, а также несколько перебирающих лапами писцов-пауков и мерно гудящий сервочереп. — Вы знаете, что именно запускаете на Бойню?

— Пожиратель Жизни, — ответил Слейн.

Ответ Роттла прозвучал как цифровая какофония. Капитану показалось, что это смех. Еще один появившийся из заглубленного «ошейника», изогнулся в некое оригинальное подобие дисплея и выдал голографическое изображение фосфоресцирующей жидкости. Хотя изображение иногда дрожало и мерцало, жидкость была красивой, матово поблескивала и, казалось, ласкала внутренние стенки сосуда мягко и сострадающе. Она казалась живой, доброй и хорошей.

— Слезы Императора, капитан Слейн, — продолжил Роттл, — модифицированный Пожиратель Жизни, который атакует не мясо и кости, а искру самой жизни. Прежний Пожиратель Жизни поглощал белок, экспоненциально размножаясь и превращая все органические вещества в огне- и взрывоопасную жижу, сжигающую все необходимые для жизни элементы. Слезы Императора забирают саму жизнь. Полагаю, Вы согласитесь, что это более эффективный способ убийства, — со стороны свиты архимагоса раздался возбужденный гомон.

— Слезы Императора — прекрасное название, архимагос, — произнес Слейн, — Оно отражает великое сострадание нашего Бога-Императора. — капитан немного помедлил, желая закончить беседу. — Император защищает, — сказал он просто, скрестил руки и ударил перчатками в нагрудные пластины, сотворяя знамение аквилы.

— А еще Он уничтожает, — продолжил Роттл. Короткие цепкие щупальца взметнулись и собрались вокруг воротника в нечто похожее на большой гребень, — Приступим?

Слейн задался вопросом, станет ли капитан судна возражать против того, чтобы отделение Канникса изрешетило несколькими сотнями болтерных зарядов этого Роттла-машину, его свиту и орудийного магистра Тагора. Если бы помещение, в котором они все находились, не было столь чувствительным к воздействиям, дерзость была бы наказана.

Но время пришло. Взревела молитвенная сирена, а вскоре ей начал вторить тяжелый перезвон пусковых колоколов.

Повсюду вокруг них, и вдоль пусковой галереи, сервиторы пробуждались от дремы-бездействия и начинали суетиться около огромных пусковых цилиндров. Отделение Канникса наблюдало за этим неподвижно и спокойно, а свита Роттла с трудом сдерживала любопытство. Особенно оживился сам архимагос биологис Иероним Роттл. Чтобы запечатлеть это мгновение, он развернул из своего «ошейника» несколько антенн и щуп с датчиками.

Улучшенное обоняние Слейна вскоре ощутило усиление запаха благовоний. В дальней камере заряжания проводились ритуалы чистоты. Пришла в действие вакуумная система, и внезапно из помещения был с большой скоростью откачан и заменен на новый весь воздух. Сервочереп Роттла, не готовый к такой буре, швырнуло на переборку и разбило на части. Архимагос был поглощен выполнением протоколов запуска, и не обратил на это внимания. Слейну было все равно.