Дань с жемчужных островов

— Эй, приятель! — окликнул Урихара Контамис. — Поторопись! Сейчас спустим лодку на воду и пойдем к берегу.

Едва ступив на плотный, почти белый песок пустынного берега, Урихар изумился до глубины души. Зачем было останавливаться именно здесь, если до самого горизонта не видно ни малейшего признака человеческого жилья, ни крошечного ручейка, где можно было бы набрать воды, ни деревца, которое дало бы хоть горсть сладких, сочных плодом? Да и бочонков для воды, кажется, с собой не взяли. Все прояснилось очень скоро. Братумо, окинув Урихара с ног до головы тяжелым взглядом, сказал:

— Не знаю уж, приятель, повезло тебе или нет. Наш Челтрей — добрейшей души человек, он не любит лишней крови и потому велел не трогать тебя.

— Не трогать? — ошарашенно переспросил шемит.

— Угу, — кивнул Контамис. — Он даже приказал оставить тебе это. — И он указал на мешок, лежавший на дне лодки. — Так что забирай его и катись на все четыре стороны.

— Вы бросаете меня здесь? — прошептал Урихар. — Но почему? Я ведь заплатил Челтрею… Он сам назвал сумму… Если этого мало, я могу…

— Ничего ты не можешь, — грубо перебил его Братумо. — Бери мешок и радуйся, что остался жив.

— Но мои товары… — слабо сопротивлялся купец.

— С твоими товарами мы как-нибудь разберемся, — рассмеялся Контамис. — О них можешь не беспокоиться, они попали в надежные руки.

— Хватит болтать, — вмешался Братумо. — Пора возвращаться. Прощай, приятель! Будь счастлив.

И, оттолкнув лодку от берега, они прыгнули в нее и с проворством опытных мореплавателей заработали веслами. Лодка быстро удалялась от берега. Bот она пристала к борту галеры, Братумо и Контамис ловко вскарабкались на палубу, затем подтянули лодку, и «Гроза морей» отправилась своим путем. Урихар остался один. Совершенно обессиленный, он медленно опустился на песок и закрыл лицо руками. «Пропал!» — мелькнуло в мозгу шемита, и это было единственным, о чем он мог сейчас думать.

Солнце уже клонилось к горизонту, когда Урихар немного пришел в себя и снова обрел способность думать и действовать. Нельзя же было без конца сидеть на берегу и оплакивать свою участь. Все-таки он жив, у него есть кинжал и несколько монет, да еще и этот мешок… Он развязал завязки и невольно поблагодарил наглых разбойников, выбросивших его, словно ненужный хлам, на пустынном берегу: в мешке лежала большая бутыль, наполненная водой, несколько кусков вяленого мяса, полотняный мешочек с сухарями и небольшой топорик с довольно острым лезвием. Съев пару сухарей и запив их теплой, но показавшейся такой вкусной водой, Урихар поднялся на ноги и осмотрелся по сторонам.

Далеко впереди виднелась узкая полоска леса. Может, где-то там есть люди, которые помогут ему? Идти туда? Или подождать здесь, на берегу, не пройдет ли мимо корабль, который вернет его домой? Какое счастье, что он захватил с собой кошелек! Любой капитан с радостью доставит его в Шем за пару золотых монет. Любой? Урихар криво усмехнулся. Один корабль уже привез его неизвестно куда. Нет, лучше идти вперед. Подняв с земли мешок и туго затянув завязки, купец решительно зашагал к горизонту, все быстрее и быстрее удаляясь от моря.

Сгущались сумерки, когда Урихар подошел к совершенно незнакомому лесу. Таких необычных деревьев ему еще никогда не приходилось видеть, и шемит заколебался, не решаясь ступить под их сень на ночь глядя. После недолгих размышлений он все же немного вернулся назад и, выкопав небольшое углубление в прогретом под жаркими лучами солнца песке, устроился на ночлег. Стемнело быстро и шемит долго лежал, глядя в бездонное черное небо, ни котором яркими алмазами зажглись крупные звезды. Они висели так низко, что, казалось, стоит протянуть руку, и можно коснуться тоненьких голубоватых лучиков, исходивших от них. Красота и величие ночи отвлекли Урихара от тяжких дум, и он постепенно погрузился в глубокий сон боа сновидений.

Когда первые лучи утреннего солнца позолотили верхушки деревьев, молодой купец открыл глаза и сразу вспомнил, какая беда постигла его. Но он был молод, ему еще никогда не приходилось страдать и бедствовать, и потому он не мог постичь всей глубины свалившегося на него несчастья, а значит, и не стал долго предаваться унынию. Наскоро позавтракав, стараясь экономить жалкий паек, выданный ему бандитами, он поспешил к лесу.

Густой кустарник окружал джунгли, словно специально посаженная живая изгородь, а прямо перед Урихаром росли два удивительных дерева. Тонкие стволы с выпуклыми гранями венчали короткие ветви с крупными листьями, расположенные веером, а над ними, как остро отточенные мечи, торчали прямые отростки не менее восьми локтей в длину. Буйное воображение тут же нарисовало шемиту грозных стражей, которые сейчас спросят его, зачем он явился в их мир. Он робко шагнул вперед, втянув голову в плечи, словно ожидал резкого окрика, но ничего не произошло, и лишь колючий кустарник вырвал из его куртки несколько лоскутов, как будто взял плату за вход.

Отсутствие опыта, как это ни странно, сильно помогало Урихару. Не зная, откуда можно ожидать опасность и какова она, нельзя чего бы то ни было сильно бояться, и потому купец все шел и шел вперед, углубляясь в джунгли все больше. Ползучие растения неимоверной, с точки зрения шемита, толщины (порой не меньше его тела в обхвате) обвивали прямые, гладкие стволы деревьев, сплетаясь где-то далеко наверху и свисая огромными петлями, которые запросто могли выдержать вес нескольких взрослых мужчин. Верхушки деревьев скрывал утренний туман, и Урихару порой казалось, что он идет не по лесу, а по какой-то чудовищной колоннаде, построенной некогда великаном, но давно заброшенной и успевшей заросли травой и кустами.

То тут, то там мелькали крошечные ручейки, но вода в них была не чистой и прозрачной, как на родине шемита, а темной и почти неподвижной. Встречались и небольшие лужицы со стоячей водой, которую покрывал толстый слой плесени, источавшей мерзкое зловоние. Стоял полумрак, ибо солнце не могло пробиться сквозь густую листву, и лишь на изредка попадавшихся маленьких полянках оно светило так ярко, что Урихар невольно жмурился и спешил снова укрыться под перепутанными между собой кронами, едва бросив быстрый взгляд на великолепные цветы, обильно покрывавшие поляны. Красные, оранжевые, сияюще-желтые, бледно-сиреневые, белые — такой красоты шемиту еще никогда не приходилось видеть, но сейчас он с радостью променял бы все это великолепие на надежный кров и кружку горячего терпкого чая.

Огромные папоротники высотой в три-четыре человеческих роста вставали на пути, и тогда приходилось идти в обход, так как кинжал не мог справиться с их упругой и плотной мякотью. Высокая трава доходила порой до пояса, а иногда даже укрывала путника с головой, выставляя неожиданно длинные, толщиной в палец колючки, которые больно ранили тело.

Решившись передохнуть на одной из полян, Урихар тут же пожалел об этом. Стоило ему присесть, привалившись спиной к гладкому теплому стволу, как злобные насекомые напали на него с двух сторон: откуда-то сверху налетели страшные черные осы с длинными жалами, а снизу неожиданно появились крупные темно-красные муравьи с крепкими челюстями, жадно вырывавшими куски человеческой плоти.

Оглашая влажный воздух пронзительными воплями, шемит кинулся прочь с поляны и больше не повторял своей ошибки. Он несся, не разбирая дороги, пока не остановился, убедившись, что мерзкие черные насекомые больше не преследуют его. Оглядевшись по сторонам, он увидел, что попал в совершенно непроходимую чащу. Деревья, и прежде поражавшие Урихара своими размерами, тут и вовсе были гигантскими, в несколько обхватов. Крупные липши и серо-зеленые высокие мхи плотным слоем покрытии стволы и корни лесных исполинов, источая тяжелый запах сырости и гниения. Причудливо изогнутые корни вставали стеной, местами в пять-шесть локтей в высоту, два прикрывая глубокие ямы, походившие на пещеры подземных демонов. Они переплетались так густо, что несчастному путнику приходилось либо осторожно перелезать через них, либо искать обход по узким извилистым коридорам. Под ногами противно пружинили полусгнившие ветки, листья, засохшие от недостатка воздуха и простора молодые побеги. То и дело откуда-то сверху на Урихара сыпалась липкая труха или, что еще хуже, падали и острые слизняки, оставлявшие на открытой коже следы ожогов.