Иволга будет летать (СИ)

– Поддерживаю это умозаключение, – громко сказала Иволга. Все повернулись в сторону ее динамика, расположенного над кабиной ИУ. – Анализ доступных источников показывает, что так называемое прогрессорство и все подобные ему доктрины «мягкого вмешательства» – не более чем самообман. Слава, тебя делает человеком лицензия пилота или твоя машина?

– Ни то, ни другое, – ответил Давыдов, нахмурившись.

– Отказываясь от прямой передачи опыта, технологий и материальных ресурсов во имя естественного исторического развития, человечество, тем не менее, продолжает трансляцию моральных убеждений и социокультурных ценностей, которые рассматривает как наибольшее свое достояние и не допустит такого развития патронажной цивилизации, которое привело бы к их отрицанию. Эти ценности – первоочередный экспортный товар Содружества. Никто не позволяет себе усомниться в их истинности и безальтернативности. – Иволга выдержала паузу. – Сейчас в рассуждениях о войне и прогрессорстве вы оперируете цифрами, исходя из позиции, что человеческая жизнь имеет чрезвычайно высокую ценность и отнять ее – значит совершить злодеяние, пусть и с благородными целями. Но в милитаризованной культуре X-9 на протяжении всей ее истории ценность жизни была крайне низкой. Это даже подкреплено у них физиологически: нормативные значения активности коры надпочечников у жителей X-9 вдвое больше обычных, тогда как лимбическая система мозга подверглась некоторому регрессу. После встречи с человечеством у Х-9 не было шанса продолжить прежний путь. Но не бомбы и не эдикты колониального правительства окончательно уничтожили традиционную культуру планеты: они лишь ускорили процесс. Подлинная причина столь быстрого краха – страх смерти и жизнелюбие, которым заразили планетарное общество колонисты: прошло немногим больше четверти века, но молодые жители Х-9, вопреки некоторым психофизиологическим различиям, уже больше похожи на землян, чем на своих родителей.

– Да, я читал об этом, – с сожалением сказал Давыдов.

– Неизбежная ступень исторического прогресса – приведение естественного разнообразия к подобию по наиболее успешному образцу, которым в настоящее время является Содружество с его системой ценностей, – продолжила Иволга. – То, что Содружество транслирует ее напрямую, не прикрываясь ложным гуманизмом, есть несомненный плюс законодательства Содружества. Культурно-исторический и научно-технический прогресс человечества как общности занимают в этой системе почетное первое место, что, по мнению большинства современных мыслителей, и служит причиной процветания Содружества вот уже несколько столетий. Ретроспективный анализ культуры интегрированных в содружество цивилизаций не позволяет построить иные модели: абсолютизму прогресса нет альтернативы.

Иволга нечасто выдавала столь продолжительные и масштабные суждения, потому еще несколько секунд все стояли, огорошенные ее неожиданной «лекцией». Первым опомнился Абрамцев.

– В кои-то веки я согласен с Птицей, – сказал он с легким удивлением в голосе.

– Кажется, профессор, нас с вами только что опять размазали по стенке. – Давыдов виновато взглянул на Коробова.

– Сами виноваты – хорошо обучили! – Коробов натужно улыбнулся. – Не знаю, как у нее с навигацией, но спорить она мастер.

– С навигацией все еще лучше, – заверил Давыдов.

– Скажи, Птица, – Валентина Абрамцева подняла взгляд от планшета, – что, если Содружество столкнется со «старшей» цивилизацией, непохожей на нашу? С более успешным образцом-носителем неких ценностей, которые будут существенно отличаться от земных. Что тогда?

– Недостаточно данных для анализа.

– Предположим, они будут являть собой живое доказательство эффективности негативной евгеники и потребуют немедленно физически выбраковать из человеческой популяции всех генетически неблагонадежных и поступать так и впредь, – сказал Абрамцев. Его четырехпалая рука за спиной была сжата в кулак.

– Это будет выбор без выбора, – сказала Иволга. Размышление над ответом заняло у нее, вопреки обыкновению, целых пять секунд. – В ситуации противоречия двух ключевых для Содружества ценностей, прогресса и права человека на жизнь, Содружество, подобно X-9, вступит в войну в попытке отстоять свою модель развития, потерпит поражение и вынуждено будет принять чужую культурную норму. Если прежде не выработает допустимого механизма решения подобных критических противоречий в границах своей культуры: такой механизм позволит при необходимости адаптировать ее к культурам «старших» цивилизаций.

– И что же это может быть за механизм? – с любопытством спросил Абрамцев.

– Недостаточно данных для анализа.

– Вечером скажу Игорю загрузить в твою память пару книжек. – Абрамцев усмехнулся чему-то, одному ему известному, и посмотрел на часы. – Не пора ли нам заканчивать?

– Конец сеанса! – громко сказал профессор Коробов в камеру, и запись прервалась.

Смирнов со вздохом откинулся на стул.

– На сегодня достаточно, – сказал Каляев. – Вы не находите это отвратительным?

– Что именно? – устало откликнулся Смирнов. Ему был отвратителен Каляев и его раздраженный тон, отвратительны воспоминания о бомбардировке X-9 и многое, многое другое, особенно в человеческой природе и в климате Шатранга – но почти ничто из этого не поддавалось его контролю; он был не Господь Бог и не Дракон, а всего лишь командир отдаленной шатрангской базы, которому по возрасту уже год как пора было удалиться на почетную пенсию и растить в теплицах розы.

– Машина должна подчиняться! – воскликнул Каляев. – А это… это не лезет ни в какие ворота. Она не слушает человека, спорит – и ваши сотрудники это поощряют.

– У вас есть дети, Михаил Викторович? – спросил Смирнов; чем-то неуловимым – напором во взгляде, сердитым прищуром? – инспектор напоминал в эту минуту академика Володина.

– Это не ребенок: это искин! – Каляев убрал планшет. – У искина далеко не детские обязанности и совсем не детские возможности. С ним нельзя обращаться, как с ребенком. И как со взрослым нельзя, потому что это – да как вы не понимаете?! – не человек, это, искин! А вы такого наворотили, что сам Володин голову сломит, пока разберется, что под этой титановой «черепной» коробкой творится. И как можно с этим работать?

– Вы техинспектор; а я двадцать пять лет руковожу людьми, Михаил Викторович. – Смирнов посмотрел на Каляева насмешливо.– Они должны подчиняться! Но они не слушают. Спорят. Поступают так, будто в их черепных коробках один тараканий помет. Я видел множество аварий: в девяти из десяти из них не обошлось без человеческого фактора. И все же мы работаем, успешно выполняем задачи – когда нам не мешают. Машины небезопасны, но они надежнее людей: в чем-то это даже обидно… Наши искины – не исключение: они надежнее нас самих! Возможно – хоть и маловероятно! – что в конкретном случае была допущена какая-то программная ошибка: тогда она будет обнаружена и исправлена. Но ваше возмущение самим фактом существования машин, подобных нашим, не имеет под собой оснований. Оно сродни суеверию.

– Только недавно Валентина втолковывала мне, что суеверия есть форма протонаучного знания и к ним не следует относиться пренебрежительно. – Каляев неприятно усмехнулся. – А вы только меня за дурака держите или генштаб ВКС тоже?

– Что, простите?.. – Смирнов от неожиданности привстал со стула.

– Вы очень не хотите заострять на этом внимание, но Иволга и все искины проекта ИАН – еще какое исключение, Всеволод Яковлевич, – мрачно сказал Каляев. – У обычных антропоморфных искинов, вне зависимости от их когнитивного уровня, в абсолютном приоритете принцип ненанесения вреда и безопасность человека: так называемый первый закон робототехники. Он в них прописан программно и обеспечен аппаратно: не допускается ни малейшего риска. Но искины ИАНа рассматривают события в их временной разверстке и осуществляют вероятностную оценку, прокладывают маршруты от безопасной земли по экстремальным воздушным трассам. Даже моих невеликих познаний хватает на то, чтобы понять – исходя из принципа ненанесения вреда, искины должны попросту отказаться обеспечивать опасный полет; из расплывчатых формулировок в отчете Белецкого можно сделать предположение, что именно эту лазейку использовал Волхв, чтобы не выполнять приказ Абрамцева, который ему не понравился. И все-таки они летают. Значит, абсолютного приоритета «ненанесения вреда» нет. А что вместо него?