Тень Стигии

Из-под щебня в пещере Соня вытащила меч и пояс с деньгами. Как первое, так и второе немало удивило ее спутника. Вначале Теранои долго рассматривал монеты: профили королей, лики богов, надписи на обороте… Время от времени он вопросительно поглядывал на Соню.

— Деньги это, понимаешь? Деньги,— пыталась объяснить девушка.— Хотя что ты можешь понять в этом, дикарь горный? Беда мне с тобой. Приведу в Султанапур такого ягненка, мгновенно ведь освежуют…

Теранои тем временем заинтересовался мечом. Он примерял его к руке, разок-другой попробовал стукнуть по сухому пню, точно топором, затем снял с пояса маленький нож и сложными жестами попытался втолковать что-то Соне.

— Ты спрашиваешь, зачем такой большой? — догадалась девушка.— Это меч. Запомни: меч.

— Миэтч,— послушно повторил горец.

— Смотри!

Для начала Соня показала защиту, называемую «мельницей», при которой лезвие, сверкая и свистя, выписывает в воздухе грозные круги. Попутно она снесла с ближайшего дерева несколько нижних ветвей: «мельница» одинаково хорошо годится как для глухой обороны, так и для перехода в нападение. Потом девушка сделала вид, что нападает на Теранои, остановившись, однако, когда до того оставалась пара шагов: кто знает, что сделает этот наивный младенец, если вдруг испугается? Может ведь и под лезвие попасть ненароком. Теранои, впрочем, стоял неподвижно, только глаза немного прищурил.

— Миэтч,— сказал он снова.— Оружие?

— Ага, кое-что ты все-таки знаешь! — обрадовалась Соня.— Это уже легче, а то ведь надо тебя языку да и другому чему подучить, пока доберемся до населенных мест. Не брошу же я тебя там такого наивного, да еще и языка не знающего…

Они шли: день за днем, переход за переходом. Миновали нижнюю долину, затем преодолели Перевал Судьбы: там дул ветер, мела поземка, от одного взгляда на темно-синее, холодное небо пробирала дрожь, но никаких грозовых туч на этот раз не было. Что ж, и на том спасибо. Спускаясь с перевала, Теранои выбрал путь, лежавший гораздо правее, чем тот, по которому шла Соня, и они оставили пещеры хейворков далеко в стороне и вышли к морю там, где его берег начинал поворачивать на запад. Дорогой девушка разъясняла своему спутнику значение все новых и новых слов. Память у Теранои оказалась на удивление хорошей, так что, когда спустя две седмицы они достигли степей, прилегающих к западному берегу моря Вилайет, Теранои уже мог вполне вразумительно изъясняться на ломаном туранском.

Однажды утром, когда они, следуя изгибу морского берега, повернули на юг, к границе Турана, далеко в степи показались силуэты троих всадников. Это было весьма опасно: местные кочевники очень не любили слова «чужое», предпочитая ему «мое». Три всадника — это не так уж и много, вдвоем можно было бы попробовать отбиться, но на двоих у них был всего один меч и, что куда хуже, на Теранои в этой схватке рассчитывать не приходилось вовсе. Этот глупый сын глупого племени был воспитан так, что даже прихлопнув комара, терзался бы потом угрызениями совести. Соня прикинула, можно ли будет свалить одного-двух всадников метательными ножами, и решила: вряд ли. Гирканские кочевники — прекрасные воины. Мало того, что они, как правило, с головы до ног закованы в броню, они еще и обучены отбивать на лету не только копья и метательные ножи, но даже быстро летящие стрелы.

Бежать и пытаться не стоило, все равно пешему от конного не оторваться.

— Стой! Эй, стой! — заорали гирканцы, подскакав поближе.

— Приготовься,— вполголоса сказала Соня своему спутнику,— это враги.

— Враги? — переспросил Теранои.— Зачем? Мы их не обижать.

— Зато они нас сейчас обижать,— зло ответила девушка, берясь за рукоять меча.

«Зря, все зря, не отбиться нам»,— крутилась в мозгу мысль.

— Обижать нас? Нет! — сказал Теранои.— Нельзя!

Соня хотела ответить что-нибудь язвительное, но, во-первых, этот теленок ничего не понял бы — он и слов-то таких еще не учил, а во-вторых, для разговора уже попросту не осталось времени: всадники подскакали почти вплотную.

— Приветствую вас! — звонко воскликнул Теранои по-турански.

— Ты что, туранец, что ли? — спросил разбойник, скакавший посередине.

Похоже, он был вожаком: кольчуга на нем была побогаче, чем на остальных двух, а вместо обычного для местных кочевников шишака на голове его красовался шлем с гребнем и боковыми пластинами, защищающими от удара лицо. Интересно, где он его достал? Не иначе, как снял с какого-нибудь проезжего аквилонца: там такие шлемы в большом ходу. И конь у предводителя тоже был хорош: длинноногий, поджарый, песочной масти. Остальные две лошади были попроще, хотя тоже неплохие.

— Эй ты, стервячий корм,— сказал вожак, перейдя на туранский,— снимай сумку, выкидывай все из карманов и из пояса и беги отсюда во весь дух. А девчонку оставь нам, она не для таких, как ты. Она для нас — степных волков! — И вожак захохотал, звеня кольчугой.

— Дурные времена настали,— подал голос другой. Этот говорил по-гиркански.— Мужик безоружный, а баба его таскает меч на поясе!

— Что с него взять? Придурок,— ответил главарь, отсмеявшись.— А девчонка поухватистей будет. Эй, оторва рыжая, иди сюда, приголублю!

С этими словами он тронул коня, чтобы смять им путников.

Но Теранои вдруг уперся ногами покрепче в землю и, подсев, толкнул скакуна обеими руками. Не ударил, а просто толкнул, но конь от этого толчка взлетел на воздух, забив всеми четырьмя копытами, и вместе со своим седоком рухнул на всадника, державшегося сзади. Прием был совершенно не бойцовский, но до чего же действенный! Однажды Соне уже довелось видеть такое: это когда старичок там, в долине, выкидывал со своего поля валун.

Третий всадник смотрел, как два его приятеля барахтаются на земле, придавленные бьющимися в испуге лошадьми. От изумления он разинул рот и позабыл обо всем на свете. Вот тут-то и пригодился Сонин метательный нож. Свистнув в воздухе, он вонзился в шею гирканца сбоку, и струя крови из рассеченной артерии брызнула вверх локтя на два! Прежде чем разбойник вывалился из седла, Соня успела подбежать к лошади и ухватить ее за повод.

— Держи!

Она сунула повод в руки Теранои, выхватила меч и, целя в известную ей точку на затылке, два раза ударила рукоятью остальных разбойников. Затем она поспешила успокоить коней, пока они еще не искалечили друг друга в этой свалке.

— Ну вот, теперь нам будет на чем доехать…— радостно начала говорить девушка, но глянула в лицо Теранои и сразу осеклась.— Эй, ты чего? — тревожно спросила она.— Тебя ранили, что ли? Куда, показывай скорее! Кровью ведь истечешь!

Но боль, отразившаяся на лице горца, как оказалось, была вызвана вовсе не раной.

— Ты их… Так нельзя…— сдавленным голосом сказал он и повторил: — Нельзя так!

— Ничего, привыкай,— ответила Соня.— Или уж возвращайся в свою распрекрасную долину. Заладил, как попугай: нельзя, нельзя… Можно и нужно, понял? Здесь иначе нельзя! — Она хлопнула его по плечу.— А здорово ты толкнул этого, что ехал впереди! Рассказать кому, так ведь не поверят.

— Он хотеть обидеть тебя,— все еще печально отозвался Теранои.

— Верно,— весело сказала Соня,— меня обидеть, а тебя ограбить и, скорее всего, убить. Этот, здоровый, обещал, что отпустит, только вряд ли ему можно было верить. Ударил бы в спину — и все дела. А ты, похоже, начинаешь потихоньку разбираться в здешней жизни. Вот что, помоги-ка теперь мне стащить с этих верзил кольчуги. И меч себе подбери подходящий. Впрочем, я сама подберу, ты в этом разбираешься не лучше, чем глухой в музыке. О, да у этого, которого ты толкнул, и лук есть! Здорово! Правда, великоват малость, ну да ничего…

— Мы ограбить их? — растерянно спросил Теранои.

— Ага,— рассмеялась Соня.— Не они нас, так мы их. Мы-то их хоть убивать не станем. Эти двое, которых я по головам била, к вечеру должны очухаться, пусть тогда идут себе на все четыре стороны. Держи: вот этот меч неплох — настоящий вендийский с прямым лезвием и обоюдоострой заточкой. Обязательно надо будет научить тебя управляться с ним. Нет, все-таки здорово ты его толкнул!