Житие, в стреляющей глуши - страшное нечто... (СИ)

-Да, но ты же убьёшь его сразу… - протянул Ганц.

-А, может, не стоит себя так вести с ним? – усомнился Олаф. – Этот парень всё-таки перешёл на нашу сторону, сражается против Советов за европейскую культуру. Ведь так, Рус Иван?

Крегер захохотал как безумный:

 -Малыш, что это с тобой? Что ты говоришь?! Эта свинья если и думает, то – только…

Перед его глазами на мгновение появились картины: осунувшиеся до черноты, от голода и грязи лица русских пленных , что двигались навстречу германской технике и германской пехоте по шумным дорогам. Эти воспоминания тут же оказались  перекрыты другими, не менее ужасными картинами. КВ-1 с мощной, литой башней, расстреливал и давил гусеницами взвод Крегера под Можайском; атака сибиряков под Истрой… Тогда от дивизии, в которой он служил, осталась лишь треть. И – долгое зимнее отступление под Москвой, когда на обочинах теснились брошенные и разбитые грузовики, цистерны, бронетранспортёры и тягачи, стыли танки и орудия, валялись занесённые снегом трупы со скрюченными от холода пальцами…

-Крегер, не нужно увлекаться! Ты уже показал этому русскому силу. А он может ответить – не забывай…

Крегера едва не подкосили эти слова. Он ещё больше забросил за спину ППШ, свой легендарный трофей. Его руки тут же приняли боксёрскую позицию, ноги встали как на ринге.

-Так пусть бьётся, чёрт возьми, если он не девчонка и не тупое быдло! Эй ты, свинья, всё понял? Тогда защищайся!

Он выбросил левую руку – его кулак стремительно коснулся челюсти русского. Но тот – удивительно дело! – устоял.

Какой идиот, подумал Олаф Йорген. Он бы сказал это вслух – не будь у Крегера в петлицах и погонах галунов обер-ефрейтора…

-Герр Крегер, не надо так… - снова подал голос Ташинский.

Тот лишь бросил на него уничижительный взгляд:

-Смотри и учись, как надо бить этих русских!

Он провёл свинг левой, но русский на этот раз ловко увернулся. Кулак лишь задел ему ухо. Зато хук правой угодил ему в почку. Глухо матерясь, «хиви» осел на землю.

Крегер оглушительно захохотал:

-Ребята, он уже на земле! Разве вы будете отрицать – я позволил ему биться на равных…

В следующий момент он присел: русский выстрелил в воздух. Крегер метнулся за коляску мотоцикла, путаясь в ремне ППШ. Он рвал его через голову, обдирая себе шею и скулы, ломая хрящики ушей, что стали похожи на резиновые лепёшки.

Ганц, самый молодой и никогда не бывший на передовой стрелок,  потянул затворную раму MG34 с намерением резануть короткой. Но он забыл снять с предохранителя… В результате русский, ухватив винтовку за ремень, ползком и перекатами скрылся за ближайшим забором.  Там как раз высились глиняные горшки – будто насаженные на колья головы. По ним вскоре и резанула длинная очередь – они разлетелись вдребезги, на черепки.

Ганц хотел врезать очередью пониже, но его ухватил за руку Йорген:

- Да ты спятил, парень! Ты по кому стреляешь?!

Тут торопливо застучал ППШ Крегера. Страшный, с выпученными глазами герр обер-ефрейтор расстрелял во все стороны диск, и, отшвырнув его, стал лихорадочно вставлять новый.

-Где этот ублюдок… сын шлюхи-комсомолки, которую отымел тупой хряк?! Я убъю его, клянусь фюрером!

Йорген повис у него на шее, но тот ловко спихнул его через себя – только шляпки и подковки сапог сверкнули… Ганс в ужасе сорвал флягу и всё содержимое плеснул ему в лицо:

-Герр обер-ефрейтор, успокойтесь! Вы не в себе…

Пока Йорген вставал с земли, подавляя желание набить кому-то морду, Крегер уже осознал свою глупость. Но эмоции брали вверх:

-Заткнись, стрелок! Слушай и исполняй приказ старшего: немедленно - в погоню за этой свиньёй! Это переодетый партизан! Взять его лучше живым, чем мёртвым… Стой, идиот! Стой, тебе говорят! Немедленно езжай на шоссе – останавливай любую машину. Скажи, что здесь партизаны. Сошлись на меня…

-Ты идиот! – прошептал Йорген.

-Заткнись! – заорал Крегер так, что у него белки глаз едва удержались на месте. – Ты предстанешь перед военно-полевым судом, старший стрелок! Я тебе это обещаю – так и знай! Я упеку тебя в штрафроту до конца войны…

Когда облако пыли и гари от BMW рассеялось, а сам мотоцикл превратился в тёмно-зелёную точку, они принялись тяжело дышать и смотреть друг на друга. Крегер держал дырчатый ствол ППШ на уровне груди, отсвечивая воронённым диском.Его глаза стали запавшими и зловещими: почти что походили на волчьи. От них исходил лютый холод, направленный ко всему живому.Казалось, что этот холод давно оседает вокруг кристалликами серого вонючего инея  - делает весь мир серым как мутное стекло...

-Убить меня хочешь, московский ветеран... герр обер-ефрейтор, Вальтер Крегер?! Меня, старшего стрелка вермахта - из-за русского, который тебя так напугал?!

-Заткнись, мамочкин сынок! Сопляк поганый! Я тебе приказываю, грязная свинья...

-Ну-ну, скажи это! Ты меня  - свиньёй?! Так, как ты называешь русских!?! Ты уже не делаешь никаких различий, Крегер. Ты сам – земляная…

-Заткнись, свинья! – Крегер дал короткую под ноги…

Фонтанчики пыли взлетели у носков Олафа. И тут же растаяли в летнем бледном мареве. Йорген лишь затеребил новенький ремень своей самозарядной «Вальтер 41»:

-О, ты даже готов пристрелить меня, Вальтер! Ты можешь это сделать – я не подниму на тебя оружие. Я не стреляю в своих…

Он сказал это смело, хотя лицо у него посерело, а на висках повисли крупные капли пота.

-Ещё бы ты попытался, шлюха в штанах!? Стоять мирно, обер-шутцер! Стоять, руки по швам!!! Живо, кому говорю! – заорал Крегер, оттирая пот и размазывая кровь. – Слушать и исполнять: мы прочёсываем село до прибытия подмоги. Ты идёшь впереди меня! Дистанция, пять… нет, восемь шагов! Идём уступом: ты – справа, я – слева… Попробуешь ослушаться – пристрелю на месте, куча дерьма! Повторить приказ, живо!!! Вперёд, шагать…