Трол Возрожденный. Тетралогия

Выпрямившись, потому что разрядка от этого странного напряжения оказалась слишком резкой, он повернулся. И тут же смесь жалости и какой-то внутренней удрученности поднялась в нем. В комнате была девушка. Он нашел ее глазами, она стояла у самой стенки, вжимаясь в холодные, грубые камни, словно хотела слиться с ними. Она боялась, была почти в панике, но хотела сделать… Да, что она собиралась тут делать?

— Выходи, — предложил Трол, — на свет. Не нужно от меня прятаться, если ты уж пришла сюда.

Она вышла, шурша платьем. Этот звук показался Тролу, готовому к поединку, слишком громким, он и не заметил, как мобилизовал все свои чувства. Это была Меда, почти девочка, но уже знающая цену, которую женщины иногда вынуждены платить за свою жизнь тут, в горских деревнях. Она была дочерью Сибары и, вероятно, с детства помогала ей, хотя… Да, с животными, тем более такими благородными, как лошади, все выходило как-то иначе, чем с людьми. Без грязи, принуждения и без лжи, по раз и навсегда заведенным законам продолжения жизни и живой энергии.

— Это я, — пояснила девушка, словно Трол нуждался в этом.

— Да, — отозвался он.

Боли в теле стали куда сильнее, словно бы вид этой девушки каким-то мистическим образом позволил им стать заметнее, загрузил ими мозг, и даже Тролова техника не быть связанным болевыми ощущениями не могла помочь в том, что эта девушка себе вообразила.

— Я хочу пожить тут, — отозвалась она голосом тихим, словно звон несильного ручья на камнях.

— Почему? — Трол больше не хотел стоять. Он опустился на край кровати и медленно, устало стал сдергивать свою куртку, рубашку и сапоги. Кровать захрустела такой свежестью, что он пожалел, что в замке мало воды и он не может искупаться.

— Там… страшно, — девушка покосилась на окна. — А тут… ты. Говорят, ты всегда побеждаешь. Если я буду тут, тогда я, может быть… тоже выживу.

Трол наконец справился со своими штанами и улегся в полный рост. Тело болело почти невыносимо. Такого не бывало даже после иных ран, полученных в бою. Думать о чем-то другом, кроме этой боли, казалось невозможно, Трол едва сдержался, чтобы не застонать в голос.

О такой в общем-то эфемерной вещи, как стыдливость за свое тело перед представительницей другого пола, Трол даже не вспомнил. Он хотел только полежать и утихомирить все эти приступы неприятных ощущений, накатывающие на него едва ли не более явственно, чем тогда, когда в него молотили магические разряды.

— Я сейчас приду в себя, — прошептал Трол.

Меда тоже стала раздеваться. Она уже посмотрела на Трола, и в ее глазах появилось странное выражение, густо замешанное на жалости.

Ее платье упало вокруг ее ног, словно кольцо какого-то обета, который Трол не мог понять. Но это его сейчас не очень интересовало. Он даже не повернул головы в ее сторону.

Меда тихонько, словно боялась производить много шума, опустилась На простыни и на коленках проползла с другого края кровати к одеялу. Потом мигом забилась под него, подтащив к подбородку. Она боялась этого мужчину, а он к тому же лежал, уставившись в потолок, и думал свои, непонятные, мужские мысли.

Трол, наконец, стал справляться с болями. И тогда вспомнил, что не один. Он повернул голову, девушка рассматривала его пристальным, оценивающим взглядом, потихоньку начиная понимать, что ничего из тех кошмаров, которые она, должно быть, себе навоображала, не произойдет. Теперь она уже думала, что, может быть, жаль, если все произойдет как между почти незнакомыми людьми — быстро, без особых переживаний, без особых последствий…

Трол отчетливо слышал эти ее мысли и совершенно не знал, как на них реагировать. Это было неправильно, не так, как он хотел.

Нет, оказалось, что она как раз рассчитывает на последствия. Иначе бы не пришла сюда. Собственно, ради того, чтобы вызвать эти последствия, она и оказалась тут. Неожиданно она заплакала. Ей было жалко себя, ей было жалко всех, кого она знала и любила с детства, ей было жалко мать. И почему-то она очень жалела, что лежит тут такая безучастная, неподвижная, а Трол едва способен повернуться к ней, сдерживая боль. Она думала о смерти, которая скоро должна была их всех настигнуть.

— Мы все умрем, — произнесла она, наконец. Трол попробовал хмыкнуть. Но получилось у

него не очень уверенно.

— Дела не так уж плохи, мы отбились от фламинго…

— Люди говорят, — она перебила его, — если вы захотите спастись, то спасетесь. А что будет с нами? Они ворвутся в замок, начнут убивать мужчин, мучить женщин, потом расправятся с детьми…

Она вдруг решилась и придвинулась к Тролу близко-близко, он даже ощутил податливость ее груди, слабый, нетренированный живот, почти лишенные мускулов ноги. Она искала у него помощи и защиты, но при этом продолжала его бояться.

Трол обнял ее, погладил по волосам, рассыпанным по его подушке, коснулся плеча. Девушка замерла, почти не дыша, полет ночного мотылька показался бы по сравнению с этим дыханием звоном струны. Она была очень красивой, но ее страх способен был испортить и более совершенную, зрелую красоту.

— Вот что я тебе скажу, — объяснил Трол, — не нужно было этого делать.

Все обстояло не очень хорошо. Трол вдруг с отчетливостью, удивившей его самого, понял, что, если он сейчас примет ее, если попробует оставить все, как есть, завтра найдется кто-нибудь, кто обвинит эту девушку. Почему-то в этом мире во всем хорошем и плохом, что происходило между мужчиной и женщиной, обвиняли женщину, особенно если она уже зашла так далеко, как это попыталась сделать Меда.

Она почувствовала его мысли без всякой магии, испугавшись уже не смерти, а того, что может произойти завтра. Дернулась, пытаясь отстраниться.

Трол обнял ее сильнее. И почти сразу начал успокаивать, вливая в нее сон, умиротворяющий, уносящий все тревоги и заботы. Она оказалась внушаемой, уже через пару минут ее воля, ее мечты, ее страхи и подозрения были полностью во власти Трола. И он, наконец, решившись, приказал ей уснуть.

Она уснула, спокойно, как он и хотел, даже кулачок, которым поддерживала у груди одеяло, разжался, словно поникший цветок.

Для верности Трол провел рукой по ее голове, останавливая ее мысли, чтобы они покинули ее окончательно. Он тоже начал засыпать, убаюканный ее дыханием. Это оказалось очень приятно, ощущать тепло ее тела, слышать ее расслабленное, глубокое дыхание. Но сон этот был неправильным, он не должен был оставаться таким спокойным.

Тогда он отодвинулся от нее и снова попробовал привести тело в порядок. Мускулы болели, но уже слушались. Сознание стало ровным, гладким и нетревожным, как поверхность тихого лесного пруда. Он был готов действовать, нужно было лишь подождать, когда это состояние закрепится, когда наступит время для того, что он задумал еще днем.

Он использовал эту девушку, чтобы восстановиться. Защищая ее от того, что она придумала, явившись сюда, он успокоился сам. Он не знал, что другие люди умеют оказывать такое воздействие.

Тогда осторожно, стараясь не шуметь, он поднялся. Даже не одевшись, он вытащил мечи из ножен. Посмотрел на них в темноте. Они отливали матовой, не очень старательно прокованной сталью. И пожалел, что у него нет его верного Клунга с Синкопором. Но их, отравленных магической смазкой с мечей Рогатого, пришлось закопать. Их сталь была испорчена навсегда, их даже невозможно было бы перековать, хотя Трол и об этом тоже размышлял, и даже спрашивал совета у Ибраила.

Оказалось, что он пролежал в своей медитативной полудреме почти половину ночи. И наступала вторая ее половина, когда внимание всех часовых сморено усталостью, когда легче всего проделать то, что было необходимо. Он умылся и принялся одеваться.

Сначала ему казалось, что он непременно разбудит Меду, но она лишь вздохнула и перекатилась на другой бок. Теперь она была еще красивее, чем вначале, так, что Тролу было не очень желательно на нее смотреть, она почти гипнотизировала его своей красотой. А этого допускать Трол не хотел.