Письма С (СИ)

По спине пробежал дикий мороз, Олег смотрел на метаморфозу лица и энергетического поля, напрочь забыв об онемевшей руке. Бледный лик неизвестной сущности подался вперёд, и каждое произнесённое слово жгло зимней стужей.

— Ты неразумно распорядился обретённой силой. Твоё наказание скоро найдёт тебя.

Маска одержимости спала с лица Ирины, сама же она бессильно села на ноги. Её энергетическое поле больше не источало потоки чёрного безликого страха. Девушка как-то устало посмотрела на Олега, затем на стены комнаты, снова на Олега, резко подалась вперёд, повисла у него на шее и навзрыд заплакала. Он не знал, как её утешить, и возможность возвращения духа беспокоила его больше её горячего голого тела.

— Тише, тише... успокойся.

— Я схожу с ума — всхлипывая, прошептала Ира.

Затем, опомнившись, отстранилась, посмотрела на дверь.

— Я туда не вернусь.

Стянула с Олега одеяло, завернулась в него и легла на краю кровати, поближе к свету уличного фонаря.

Он так и не сомкнул глаз. Всю ночь лежал и слушал тихие всхлипы девушки. Потом она заснула, или, по крайней мере, просто перестала плакать. Когда первые лучи солнца осветили комнату, Олег встал, чтобы одеться. От скрипа проснулась спавшая беспокойным сном девушка, посмотрела полными боли глазами на хозяина квартиры, запахнулась одеялом и вышла на кухню. Оделась, лишь на мгновенье остановилась на пороге, но, так ничего и не сказав, тихо ушла.

Олег взял телефон и набрал нужный номер. Недовольный сонный голос осведомился, не приболел ли — так рано звонить?

— Ко мне ночью судья приходил.

Монах бросил трубку, а повторный набор не дал результатов — телефон отключён. Олег скрипнул зубами от злости, вышел в коридор. Всё верно, злиться нужно на себя. Посмотрел на дыру в стенке фанерной пристройки-кладовки, оставленную когда-то из-за расставания с подружкой. И пробил ещё одну.

За кадром I

Ошейники. За пару дней до

Немая сцена продолжалась уже минуту. Каждая секунда длилась целую вечность, в царившей тишине можно было услышать глухие удары сердца стоящего рядом человека. Каждый боялся шелохнуться, чтобы не спровоцировать другого на пальбу. Глава лагеря работорговцев буквально был загнан в угол, вжавшись в стену сбоку от своего стола, держал в руках тяжёлый пулемёт. Двое его бывших подчинённых слишком далеко друг от друга, и одной очередью их снять не хватит времени. Лейтенант Глинка, меж товарищей — Глина, а за глаза называемый Грязью, нацелил на своего командира кустарный пистолет — пулемёт. Он уже озвучил своё требование, и обещал даже отпустить с миром, как только получит добровольно переданные ему полномочия. Разумеется, в живых он предшественника оставлять не собирался, но сказать-то — язык не отсохнет. Двое его подельников и непосредственных подчинённых лежали у входа в вагончик, скошенные ещё на подходе пулемётной очередью. Четвёртый заговорщик — загонщик Козява, из новеньких. На него было меньше всего надежды, и сказали ему о намечающемся деле в самый последний момент. Но он вовремя забежал, когда Тихий перезаряжал пулемёт, и нацелил на главаря ПМ. Если Тихого сейчас уложить, то поддержка среди рядовых бойцов всё равно будет, им просто деваться некуда. Но как выбраться из этой патовой ситуации, Глина не знал. Главарь держит на прицеле его, Глинку. В ином случае, он, не задумываясь, пожертвовал бы Козявой и первый открыл бы огонь. Весь лагерь ждал, кто же выйдет из двери, никто не решился вмешаться и открыто поддержать ту или иную сторону.

Разрешилось всё в один момент. Козява перевёл руку влево и выстрелил. Красная клякса окрасила стену, а Глина, слегка задрав простреленную голову, свалился на пол. Сжатый в посмертной судороге пистолет-пулемёт выпустил короткую очередь, после которой в стене осталась кривая пулевых отверстий. Козява спокойно засунул пистолет в кобуру, подошёл к Глине и принялся снимать с него трофеи. Цепочку с крестом сложил в карман, перстень снять сразу не смог, снял с пояса топорик и отрубил палец. Сразу же примерил и довольно кивнул. Выпотрошил карманы, забрал подсумок с патронами к пп и само оружие.

Тихий всё это время держал Козяву на мушке, решая для себя: они всё ещё враги, или можно ему более-менее доверять? Наконец опустил пулемётное дуло к полу, но палец с пускового крючка не убрал.

— И что это было?

— Это? — Козява пнул руку мёртвого лейтенанта, — попытка бунта. Надеюсь, за содействие мне полагается премия.

— Ты пришёл с ними. Почему передумал?

В ответ тот лишь пожал плечами и оскалился.

Пристрелить его сейчас? Однажды Козява может пожалеть, что поддержал не того, и грянет новый бунт. Вообще, дело это обыденное. Тихий и сам пришёл так к власти, это всегда было своего рода традицией, независимо от местоположения и размера филиала гильдии. Поэтому и лейтенант в лагере был только один, чтобы минимизировать риск заговора. Конечно, в процессе деления власти заговорщики и друг друга постреляют, но для мёртвого экс-главаря это не ахти какое утешение. Как бы там ни было, некоторое время стоит лично участвовать в особо крупных рейдах, утвердить пошатнувшийся авторитет. А Козява... пусть живёт пока. Повысить его, проверить в деле. Жизнь спас, как ни крути.

— Сержантом будешь?

— Лишь бы не лейтенантом, — снова оскалился Козява и посмотрел на лежащий на полу труп. Сочившаяся из головы кровь стеклась в приличную лужу. Низкорослый боец посмотрелся в зеркальную поверхность почерневшей крови и добавил, — хотя вон у входа и сержантам место нашлось. Как насчёт простого бонуса в виде личной благодарности? А там на твоё усмотрение.

Настала очередь Тихого ухмыльнуться: не дурак, ох не дурак.

— Тогда прикажи кому-то тут прибрать. Отдохни. Возьми бабу из загона. Если нужна кислота, сходи к доку.

Козява кивнул и вышел.

***

Сон второй. Соня

Говорят, оглядываться — плохая примета. Рискуешь никогда не вернуться. Поэтому рыжеволосая девушка, спустившаяся с крыльца, повернулась лицом к двухэтажному белому зданию и не спеша попятилась к воротам. Старалась рассмотреть каждую трещинку на штукатурке, каждое пятнышко от прошлогодних листьев на широких карнизах, идеально чистые стёкла, нержавеющие прутья решёток.

Дошла бы так до самых ворот, но выбоины в тротуарных плитах то и дело ловили каблук. В конце концов Софья споткнулась и чуть не упала. Звонко рассмеялась, слегка натянуто и осторожно, как если бы за это кто-то мог наказать. Ещё раз окинула взглядом дачу, стараясь удержать в памяти как можно больше деталей, и на выдохе громко и с облегчением прошептала: «Никогда не вернусь!»

Сжала в ладошке одноразовую карту на общественный транспорт и, стараясь не наступать на трещины в плитах, резво поскакала по аллее на шум автотрассы.

Полная версия книги размещена по ссылке https://author.today/work/12580