Иволга будет летать (СИ)

– А потом, деда Нурхо? – Надтреснутый мальчишеский голосок принадлежал внуку Нуршалаха и сыну майора Оша ан-Хоба.

– Одних Баба-Йома будет в котел кидать – чай студить, а других – как леденцы посасывать. Да только вам, неслухам, мало о той разницы проку будет. Ну-ка спать! – Слышно было, как Нуршалах ударил чем-то тяжелым в пол. – Вот отцы придут и всыплют вам, безобразникам!

Мальчишки потому и не унимаются, запоздало сообразил Давыдов – узнали, что родители в ночь вернутся, и ждут.

Он перевернулся на другой бок и укрылся спальником с головой, но на краю сознания Нуршалах все бормотал и бормотал о Баба-Йоме, снежных призраках и Драконе, которого могут растревожить непослушные дети – а тогда уж точно жди беды. Сон никак не шел.

И только Каляев, вернувшийся после короткой прогулки в гостиницу, в эту ночь спал крепко и без сновидений.

Пока в предгорьях Великого Хребта сотни тысяч людей спали или пытались заснуть, другие продолжали работу: под землю спускались шахтеры, в госпиталях проводили срочные операции хирурги, дежурные на метеостанциях отслеживали передачу данных и сверяли с контрольными показателями. Военный горноспасатель майор Ош ан-Хоба, обвязанный веревками, спускал по крутому склону прямоугольный герметичный контейнер на полозьях – «гроб», в котором останкам Дениса Абрамцева предстояло покоиться до передачи их экспертам-патологоанатомам. Рядом другие горноспасатели спускали искореженный защитный кожух искина и два больших ящика с теми обломками, что запросили эксперты: тщательная фотосьемка всего и вся в районе крушения, сделанная спасателями, была отправлена на Дармын и в авианадзор еще в день аварии.

Подчиненные замечали, что майор ан-Хоба все последние дни ходит мрачнее тучи. Больше, чем груз, его тяготили сведения, которые он должен был в ближайшем будущем передать на Дармын; передать лично, первым – так нужно было не по инструкции, но по совести…

Майор остановился, протер рукавицей противоснежные очки и еще раз осмотрелся. Он был не из тех, кто позволяет эмоциям вмешиваться в работу, потому спуск происходил не быстрее и не медленнее положенного, а с той скоростью и с теми мерами предосторожности, которые диктовала погода. Внизу уже виднелся маяк на станции – до нее оставалось меньше четырехсот метров по прямой под умеренным уклоном; но майор жестом показал повернуть на запасной, более сложный, но более безопасный маршрут: снег северного склона сдувало вбок, лавин там не бывало.

– К утру так или иначе будем на месте, – сказал майор ближайшему к нему спасателю: у того жена на станции была на сносях, и потому он сильнее других торопился вниз. – Поспешишь – только Дракона рассердишь.

– Его старуха, если обозлится, пострашнее Дракона будет, – сказал кто-то.

Майор хмыкнул в обледенелые усы и продолжил спуск.

***

Давыдова разбудили громкие голоса из-за стены: отряд спасателей майора ан-Хоба вернулся. Уже светало.

Завтракали все вместе: уставшие и хмурые спасатели, подскочившие до зари дети, старики – которые, казалось, вовсе не ложились – и отчаянно зевающий Давыдов. Разговор за столом не клеился; непривычно молчаливый Ош ан-Хоба сосредоточенно хлебал кашу, старик Нуршалах шикал на лезущих с расспросами мальчишек.

– Слава, возьмешь моего вниз? – спросил вдруг майор, тяжелой рукой припечатав сына к скамье; тот сразу притих и выпрямился, одновременно напуганный и гордый тем, что отец обратил на него внимание. Мальчика звали Раимом; ему недавно исполнилось десять.

Давыдов растерянно моргнул.

– Но я на катере. Стоит ли?..

– Хватит ему учебу прогуливать; и жена скучает. Чай, взрослый мужчина, не баба на сносях: от перегрузок не разболеется. – Майор потрепал сына по плечу; «взрослый мужчина» с готовностью закивал. – Смирнов Волхву неизвестно когда вылет даст. Что ж мальцу теперь, пешком в школу топать?

Давыдов припомнил, что Абрамцев, после выгрузки продуктов, должен был забрать вниз Раима, у которого закончились каникулы, и жену одного из спасателей, у которой тяжело протекала беременность. Людей со станций почти всегда забирал Абрамцев, а Давыдов возил грузы. Хотя случалось иногда летать и с пассажирами; в основном, в экстренных случаях.

– Я на такой машине уже летал! – заявил Раим, но тут же, смутившись, добавил. – Правда, я тогда маленький был, мало помню.

Глаза у мальчишки блестели; вряд ли он скучал по школе, но сидеть с дедом на станции ему надоело, а полет был каким-никаким приключением.

– Не на такой, – поправил сына майор. – Это грузовой катер. Такие людей обычно не возят, но ты у нас будешь особенный пассажир. Ну что, Слав – возьмешь?

– Возьму, – согласился Давыдов. Шторм почти стих, так что перелет предстоял не намного опасней любого другого. Отпрыск рода ан-Хоба был парень крепкий, в отца и деда, и если те считали, что Раиму нужно лететь – так оно и было. Давыдов знал майора-спасателя не то чтоб близко, но, можно сказать, неплохо: по службе они часто сталкивались в горах, а изредка общались и внизу. Ош ан-Хоба был с детства дружен с Абрамцевой и, когда у него случались командировки на Дармын, обычно заходил к ней в гости: он производил впечатление человека умного и отлично знающего свое дело, не склонного к импульсивным решениям и необязательному риску.

– Спасибо! – заулыбался Раим.

– Но если инспектор Каляев заявится прямо на посадочную площадку – нам с тобой обоим не поздоровится, Ош, – спохватился Давыдов. – Вернее сказать, всем троим. – Он строго взглянул на расшумевшегося мальчишку.

– Значит, попрошу ребят внизу отвлечь его, если вдруг сунется. – Майор пригладил усы. – Он правда крутой тип, этот Каляев?

– Валя говорит – да. Хотя, если издали взглянуть – обычный бюрократ со связями где-то наверху. – Давыдов поморщился. – И с нюхом, мать его, на неприятности: принесла нелегкая в такое время!

– А Машка хочет в следующий раз со мной полететь, – вклинился заскучавший от непонятного разговора Раим. – Но ей дед не разрешает, потому что еще мелкая! Стро-о-гий.

Машка была ровесницей Раима, но приходилась внучкой полковнику Смирнову, который имел свое мнение по поводу правильного воспитания девочек – и полеты на Хан-Арак в это воспитание не входили. Хотя Валя время от времени пыталась Смирнова переубедить.

– Это ты строгих не видел, баловень!Так, доел? Топай собираться. – Майор подтолкнул сына к выходу и встал сам. – Погрузка началась, вылет обещали дать через полчаса. На площадке встретимся.

Но ждать пришлось почти час, за который Давыдов успел показать ан-Хоба-младшему всю кабину и грузовые отсеки и намертво примотать мальчишку ремнями к «штурманскому» креслу – рудименту эпохи пилотирования в четыре руки.

Майор, сославшись на усталость, ушел. Зато старик Нуршалах оставался на площадке до последней минуты.

– Ты хорошо говорил вчера, – начал вдруг он ни с того, ни с сего. – Твой друг будет рад услышать твои слова.

«Ну да: жертвенный баран», – вспомнил Давыдов. – «Сначала приводят слушать…»

Но сейчас, рядом с огромным и до последней гайки знакомым катером, вчерашний день казался ему невообразимо далеким, а горцы с их обрядами и суевериями – актерами в самодеятельном театре. Ему хотелось как можно скорее подняться в воздух.

– Вы уверены, что вашему внуку стоит лететь со мной? – спросил он только.

Нуршалах засмеялся:

– Я не пророчил тебе смерти, Вячеслав! Никто не говорил о твоем времени: про него знаешь ты один; я же знаю лишь о своем. А Раиму пойдет на пользу, если ты преподашь ему урок-другой.

– Вряд ли Раим с вами согласится, – пробормотал Давыдов. – Скажите прямо, Нушалах-ан: что вы от меня хотите?

– Чтобы ты смотрел и видел, Вячеслав. – Старик все еще улыбался, но взгляд его сделался тяжелым. – Дети Дракона уходят в прошлое… Но снег по весне тает и ручьем впадает в реку; река несет воду от вершин к равнинам и питает океан. Наша история не исчезнет без следа: вы, люди с Дармына, сохраните ее. Наш обычай в малой доле, но станет частью вашего. Наши потомки не будут чужаками в обоих мирах, ни в горах Дракона, ни в вашем мире стальных птиц, которые поднимаются выше гор. – Старик, задрав голову, взглянул на кабину, где сидел его внук; печаль и необычайная нежность проскользнула в его взгляде. – Они объединят собою два мира. История народа Дракона закончится, но обретет продолжение в другой истории. Эта мысль не доставляет мне радости. И все же иного пути нет… Если ручей не вольется в реку, однажды он иссякнет безо всякого толку. Смотри и слушай, Вячеслав: тогда ты увидишь и услышишь.