Проклятие болот (СИ)

Вот и сейчас, спеша побыстрее сделать рутинную работу, двое подручных одновременно сняли замки с обеих концов цепей висящего незнакомца и сделали было шаг в направлении нужных колец. Но этот шаг завершить им не пришлось. Могучий рывок внезапно ожившего незнакомца вырвал цепи у них из рук. В следующее мгновение концы цепей, запущенные резким перекрестным движением рук, со свистом промчавшись в воздухе, проломили им головы, отбросив тела к центру камеры. Еще миг – и обе цепи со страшной силой ударили сверху вниз, вдребезги разнеся небольшой столик и убив оцепенело застывшего за ним еще одного подручного палача. Четвертому подручному, пришедшему в себя и бросившемуся к двери, тяжелый табурет, который незнакомец метнул ему вслед, переломал позвоночник.

События развивались настолько стремительно, что палач, находившийся чуть в стороне от места событий, спиной к ним, обернувшись на грохот цепей, успел взглядом уловить лишь последнюю стадию – полет табуретки, убившей его последнего подручного.

Мгновенно оценив обстановку, выхватив кинжал, палач, рванувшись к внезапно ожившему гиганту, запнулся о тело одного из своих помощников и полетел на пол. Это спасло ему жизнь, так как вслед за этим, сорвав клок кожи с его головы, по гигантской дуге над ним пронесся конец цепи, пущенный рукой незнакомца. Не встретив на пути препятствие, конец цепи по инерции обвился вокруг одного из столбов, подпирающих потолок. Получившаяся привязь в какой-то мере обездвижила незнакомца, не позволив ему избежать столкновения с палачом, который, прокатившись по полу и выронив при этом кинжал, врезался в незнакомца и сбил его с ног.

В последующие мгновения в наступившей тишине под взглядами трех прикованных к стене онемевших от неожиданности разбойников происходила ожесточенная схватка на полу. Незнакомец мог действовать лишь одной рукой в то время, как вторая была растянута цепью, обвившейся вокруг злополучного для него, но благоприятного для палача столба. Палач, оказавшись в результате столкновения сверху, одной рукой удерживая свободную руку незнакомца, второй рукой добрался до его горла и начал сдавливать его.

Палач не был трусом. Наоборот, профессия придала ему храбрость особого рода – храбрость на жестокость. Ему было все равно – мужчина или женщина, взрослый или ребенок. Детей же приходилось истязать, чтобы взрослые, глядя на мучения собственных детей, не выдерживали и, чтобы прекратить их мучения, выкладывали все, что знали. Эта тактика всегда приводила к нужному результату, исключений не было, если только ребенок не умирал сразу. К тому же палач практически не знал равных себе по силе. Уже в далеком детстве он колотил ребят значительно старше себя, которые осмеливались насмехаться над его уродством. В зрелом возрасте он мог в одиночку приподнять и перенести в сторону груженый конец повозки, который еле приподнимали четыре человека.

Вот и сейчас палач отнюдь ни пугался начавшейся схватки. Быстро оценив ситуацию, он уже знал, что довольно легко одержит победу, задушив соперника. И ситуация, и баланс сил были на его стороне. Пальцы палача изо всех сил сжимали горло находящегося под ним человека.

И в этот момент его взгляд встретился со взглядом лежащего под ним соперника, и по спине палача внезапно пробежали ледяные мурашки. На лице соперника не было ни капли страха, наоборот, на нем читалась какая-то досада, какая возникает, когда отмахиваются от надоедливой мухи, зная, что в следующее мгновение удар мухобойки прекратит ее приставания. В голубых глазах не было ни тени сомнения, в них читалась только холодная решительность; казалось, что он и не замечает удушающий захват на своем горле, и это в сложившейся ситуации было удивительнее и страшнее всего.

Когда глаза незнакомца внезапно потемнели от внутреннего напряжения, палач воспринял было это как следствие удушения, но грохот рухнувшего столба, сорванного с места нечеловеческим усилием незнакомца и упавшего с частью потолка, указал на его заблуждение. В следующее мгновение чудовищная сила приподняла тело палача, и когда он, с удивлением почувствовав это, то вдруг, ужаснувшись до глубины души, осознал, что он, считавший себя сильным и непобедимым, сейчас не более, чем былинка под ураганным ветром, пичуга в когтях орла или заяц в зубах льва. Однако до конца осознать это он не успел. Душа палача, покинув тело, понеслась к далеким магрибским или абиссинским богам, покинув тело, когда, перевернув палача на живот и оказавшись сверху, незнакомец обхватил его голову обеими руками и резким сильным рывком сломал шею.

Ключи от замков, запирающих цепи, висели на поясе одного из подручных палача, и через короткое время незнакомец, уже без оков, быстро переодевшись в снятые с тела палача штаны и рубаху, пришедшиеся ему почти впору, не обращая внимание на скованных мычащих разбойников, пытающихся делать ему знаки, закинул за спину свой огромный меч, выбранный из груды сваленного оружия.

Ни грохот удара цепи, вдребезги разбившей стол, ни шум падения столба не привлекли ничьего внимания. Звуки закончившейся схватки не донеслись через три этажа до караульного помещения. Вокруг было тихо. Теперь незнакомец наконец-то обратил внимание на разбойников. Подойдя к атаману, он вытащил кляп из его рта.

– Освободи нас, не пожалеешь, – хриплым голосом проговорил Гардис.

Над и Ридон согласно закивали головами.

– Тебе ведь надо прорваться через караулку, а там полно стражников. А четыре меча со всех сторон лучше одного. Кроме этого, кому-то надо прикрыть и твою спину.

– Скажу замри – значит замри, скажу падай – значит падай, скажу умри – значит умри, – выдержав длинную паузу, проговорил незнакомец.

– У нас разве есть выбор?– ответил Гардис.

– Выбор всегда есть, – усмехнулся незнакомец, – вот только у вас он небольшой – болтаться на радость воронам в петле или удобно устроиться на колу.

Замки щелкнули, освобождая от оков руки атамана. Вслед за этим незнакомец бросил ему связку ключей. Но только ключи перешли в руки Гардиса и он начал было открывать замки на ногах, как незнакомец, словно тисками сжав его плечо, сделал знак замереть. Сначала в сразу наступившей тишине ничего не было слышно, затем послышались приглушенные закрытой дверью шаги – несколько человек приближались к камере по коридору. Гардис, не успевший снять оковы с ног, начал быстро подбирать ключи к замкам на них, а незнакомец, выхватив меч, метнулся ко входу и замер сбоку от дверного проема.

Двери распахнулись, и со словами: «Заходите, господин советник», в помещение, наклонив голову и глядя в пол, чтобы не встретиться взглядом с палачом, сделал шаг один из стражников. И сразу же рухнул на пол, сраженный огромным мечом. Вслед за этим, держа меч наготове, незнакомец вылетел в коридор. Все дальнейшее произошло так стремительно, что никто из бывших в коридоре людей и не успел оказать серьезного сопротивления. Первый, в белой парадной, расписанной золотом одежде, получив удар кулаком в голову, без сознания рухнул у входа. Из двоих стражников, находившихся немного позади, один был убит сразу же. Второй, отпрянув в сторону, выхватил меч и попытался воспользоваться им, но незнакомец, легко отразив неподготовленный удар, вонзил клинок в его горло. Третий стражник, замешкавшийся в десятке шагов позади у полуоткрытой двери, перекрывающей выход из коридора на лестницу, придя в себя, метнулся назад к двери, проскочил в полуоткрытый проем и отпрянул за косяк, избежав этим смертельного удара, ибо в следующее мгновение кинжал одного из убитых стражников, пролетев через дверной проем рядом с косяком, до половины вонзился в лестничные доски. Вслед за этим дверь закрылась и из-за нее послышались вопли чудом уцелевшего стражника, убегающего вверх, прыгающего через четыре, а то и через пять ступенек сразу.

Забегая вперед, отметим, что спустя несколько дней этот стражник, будучи невысоким и довольно хлипкого телосложения, попытался воспроизвести свое бегство, но как не старался, не смог перепрыгнуть более 2-3-х высоких ступенек сразу, а на подъем даже таким образом на три спасительных яруса у него просто не хватило сил.