Конан и Властелин смерти Танзы

Роланд Джеймс Грин

Конан и Властелин смерти Танзы

(Конан —)

Пролог

Часть самой дикой местности в хайборийских королевствах располагалась между двумя самыми цивилизованными странами. Аквилонию и Немедию разделял длинный горный хребет. Начинаясь на севере у киммерийской границы, он спускался на юг к реке Тайбор.

Не будь этих гор, Немедия и Аквилония, возможно, были бы единым королевством. Не будь этих гор, честные люди в восточных областях Аквилонии и западной части Немедии не должны были бы уделять столько времени и сил для защиты своих селений и полей, домов и семей, жизни и чести, как делали на протяжении долгого времени.

Однако именно отсутствие возможности жить более легкой жизнью, сделали народ выносливым, уверенным в себе, полным здравого смысла, не терпимым к насмешкам и остротам. Охотники и фермеры, которые возмужали в горных пределах, становились прекрасными солдатами у военачальников не только в обоих королевствах, но также и в других странах. Они были не просто обычными горцами, но людьми, проживающими в невыносимых условиях. В этих горах нашли приют преступники, бандиты, шайки разбойников, дикие животные, среди которых волки внушали наименьший страх. И, если верить слухам, другие существа, которые не являлись созданиями богов.

На картах, эта местность с голыми или покрытыми деревьями вершинами, испещренная мрачными утесами, с обширными лесами, способными поглотить целые армии, отдаленная от городов, носила наименование: «Приграничная Область». Но у любой деревни было свое название для каждой отдельной части, для каждого близлежащего пика.

За южной оконечностью аквилонских отрогов закрепилось общее в разных языках определение — «Горы Танзы». И звались они так не случайно. Хотя никто из подданных короля Нумедидеса Аквилонского в точности не знал, что означает само понятие «Танза».

Долгие, громкие споры по этому поводу не утихали течение двух столетий, а, быть может, и двух тысячелетий. Больше всего дискуссий велось относительно того, было ли это собственное имя человека, название племени, королевства, или даже бога, кратко проживавшего в мире людей.

Но все рассказы и рассказчики сходились в одном: В Танзе присутствовала мощная волшебная сила, охватывающая как всю лесную глушь, так и мелкую россыпь окрестных холмов. Так же было когда-то в Ахероне. В конце концов, падшем от концентрации и переизбытка черного колдовства.

Как говорили, здесь часть ахеронской магии затаилась в укромных уголках и бесчисленных горных расщелинах, к которым никакой разумный человек не стал бы подходить ближе, чем на день пути.

Караванщики, направляющиеся, направляющегося в Аквилонию со стороны офирского перевала, были благоразумны, или, по крайней мере, считали себя таковыми. Но, кроме того, перед ними вставал небольшой выбор в способах спуститься вниз в долину. Четыре тропы вели на запад от офирского перевала. Одна из них даже почти заслуживала того, чтобы считаться дорогой. Так или иначе, по ней можно было довольно комфортно передвигаться, особенно при хорошей погоде. И, что немаловажно, она позволяла охранным отрядам сопровождать торговые повозки.

Идущий караван считался именно таким. Окруженный значительным числом воинов с оружием, включая опытных боссонских наемников с их смертоносными большими луками.

Большинство товаров составляла ноша, покоящаяся на спинах вьючных лошадей и мулов. Но телега в середине каравана везла груз слишком тяжелый для любого вьючного животного за исключением вендийского слона. Эта повозка с тщательно закрепленной поклажей и упряжью из восьми мулов также была не слишком удобна при движении по такой дороге. Ось с двумя обитыми железом колеса прикрывала металлическая труба, прикованная к нижней оконечности груза. Вожжи для мулов крепились к прочным деревянным шестам. Сам груз был переплетен стальными полосами, приклепанными друг к другу. Двое возничих и столько же охранников располагались спереди, восседая на железных подставках. Все вместе это создавало препятствие для любителей легкой наживы. Те, кто мог замыслить грабеж, должны были бы продумать. Или пришлось бы разбивать целую телегу с угрозой пасть под стрелами умелых лучников и хорошо владевшими сталью наемников, или о перемещении ее в лес, где только белки могли протиснуться сквозь массу древесных стволов. Многие глазели на телегу считая, что охранники — двенадцать мужчин этого не замечают. Эта дюжина, державшаяся особняком, была скупа на разговоры, как будто каждое их слово стоило серебряный немедийский нобиль. Очевидно, воины стерегли не просто телегу с грузом, но какую-то тайну. Ведь даже обычное путешествие по этим землям без надлежащей охраны представлялось просто безумием.

По мере продвижения, дорога пересекала старые водоотводные канавы, вырытые по обе стороны пути. Теперь обмелевшие, не шире вытянутой руки, они наполовину заросли травой.

За границей травы росли деревья, в основном сосны, более толстые в обхвате, чем двое мужчин. Кроны сосен скрывались в вышине, отбрасывая на землю длинные тени.

Удостоив теневую сторону беглым взглядом, люди торопливо переводили взоры на дорогу. Мужчины успокаивали себя тем, что странные быстрые движения в траве, должно быть, производят белки, а уханье и крики издавались совами, которые перепутали во мраке под навесом деревьев время суток.

Они внушали себе это, но в еще крепче сжимали в руках свое оружие или натягивали узды запряженных животных настолько сильно, что их суставы выглядели белым пятном на фоне коричневой от солнца и испачканной дорожной пылью кожи.

Среди наблюдателей, таившихся в темном лесу выделялась одна пара синих глаз. Они принадлежали загорелому лицу с тонкими чертами, которое некоторые называли красивым, но большинство готово было забыть его навсегда.

Мало кому удавалось спастись от гнева Лисинки Мертус. Слишком многим она принесла смерть. И последнее, что несчастные видели на земле — были ее глаза.

Находились такие, кто утверждал, что Лисинка не совсем человек. Хотя эти делали все возможное, чтобы распускать свои языки в местах, где она не могла бы услышать подобное.

Кое-кто договаривался до того, что нечеловеческая чужая кровь могла бы течь в ее венах, а были некоторые, кто считал, что вместо крови у нее ледяная вода.

Так или иначе, но она за последние десять лет прекрасно зарекомендовала себя среди «братьев холмов» — так называли себя те, кто жил вне закона в пограничных областях. Ее банда из сорока мужчин и женщины не являлись самой многочисленной среди «братьев», но, безусловно, самой дисциплинированной и лучше вооруженной. Уже дважды этой группе уступали дорогу собратья по ремеслу. А одна шайка, избравшая ссору с ней, получила в итоге убитого предводителя, который не проявил достаточного благоразумия в беседе с женщиной.

Лицо Лисинки выражало раздражение и крайний гнев после того события на обочине.

Ее лагерь почти обезлюдел, поскольку сейчас тридцать человек пришло к караванной дороге.

Из-за этого на стоянке не осталось должной охраны от таких же грабителей или от набега жаждающих кровной мести конкурентов.

С тридцатью бойцами было легче напасть на караван с разных концов. В таком случае, ни человеку, ни животному не удалось бы. Ее удовлетворяла только полная победа, поэтому следопыт увел большую часть банды вперед прежде, чем остальные пошли по следу. Теперь никто не мог незаметно пройти по дороге и избежать нападения с обеих сторон.

Лисинка посмотрела на связанного лианами человека, которому уже довелось испытать на себе последствие гнева атаманши. В ярости Лисинка закружилась настолько стремительно, что длинный шнурок, скрепляющий ее иссиня-черные волосы, вытянулся в струну.

— Ты! — закричала она. — Ты все еще будешь утверждать, что просто ошибся, поведя нас по ложному следу? — Так и есть. Я это признаю, — человек говорил ровным голосом, несмотря на боль, и смотрел ей прямо в глаза без содрогания.