Смертельно безмолвна (СИ)

Бреду по темной улице Астерии, спрятав руки в карманы пальто, ветер путешествует по асфальту, подгоняет искореженные, сухие листья. Осень подходит к концу, и вскоре на наши головы обрушится холод, которого мы еще не испытывали. Холод иного рода.

- Постой, прошу тебя!

Невольно притормаживаю, наклоняю голову и вижу, как из-за угла выходит Норин.

В груди что-то екает, но это ощущение молниеносно исчезает. Щурюсь и отхожу как можно дальше в тень. Щелкаю пальцами, и фонарь над моей головой тухнет.

- Норин, я хочу поговорить!

- Оставь меня, Мэри.

- Пожалуйста.

- Я не собираюсь ничего обсуждать. Так что...

Старшая Монфор покачивает головой, но сестра нагоняет ее и хватает за руку. Нечто внутри меня с интересом затихает, превращается в кроткого зверя, изучающего добычу.

- Поговори со мной, – настойчиво требует Мэри-Линетт, – не закрывайся, не надо.

- Я сама решу, что мне делать.

- Зачем тебе решать что-то самой?

- Потому что я всегда так делаю. Я всегда решаю все сама, Мэри! Всегда.

- Но ведь я рядом.

- И что? – Норин округляет глаза и резким движением смахивает с лица волосы. – Не хочу ничего обсуждать, хочу уйти как можно дальше. Хочу убежать.

- От кого? – Тихо переспрашивает Мэри-Линетт, поджав губы. – Чего ты боишься?

- Я боюсь себя.

- Но ты не сделала ничего дурного.

- Я почувствовала! – Женщина хватается пальцами за грудь и горбится. – Здесь, я... я ведь дала себе обещание, что не поддамся, что не взгляну, не откроюсь.

- Но так невозможно жить. Ты и сама прекрасно это понимаешь.

- Мэри, жизнь – это... – Норин устало поводит плечами и вздыхает, – это не красивая история. Здесь не бывает так, как хочешь ты. Это редкость. А любовь – чувство, в которое по большей части все лишь верят, но которое почти никто в своей жизни не испытывает.

- Я не понимаю. Почему ты не борешься? Почему опускаешь руки?

- Бороться? С кем, Мэри? – Глаза женщины становятся огромными. – С Дьяволом? Я всю жизнь нахожусь под его опекой. Сколько себя помню. Он сильнее.

- Не говори так, – бросает Мэри-Линетт, – ты давала ему отпор.

- Лишь потому, что он позволял. Он играет, Мэри. Играет так безупречно! Ну, а я... я действительно поверила. – Норин неожиданно захлопывает ладонью рот и замолкает. Я не знаю, что меняется, но в моей груди вспыхивает нечто горячее. Женщина стирает слезы со щек, а я подаюсь вперед. Что-то тянет меня вперед. – Я поверила, что могу чувствовать.

- Можешь, – младшая Монфор хватается за руки сестры, – конечно, можешь.

- Он умирает, Мэри.

- Ты не знаешь.

- Он умирает, – голос Норин тверд, – мы можем позволить себе умереть ради других, но мы не можем позволить другим умирать ради нас.

По лицу Мэри-Линетт скатываются слезы. Она порывисто отворачивается, стягивает с шеи шарф и безвольно опускает руки. Женщина медленно покачивает головой.

- Это несправедливо, Люцифер лишает нас самого дорогого.

- Меня лишает.

- Нас.

- Мэри.

- Хватит, пожалуйста, прекрати. – Мэри-Линетт взмахивает руками и хмурится. – Не знаю, почему до тебя до сих пор не дошло, но все, что касается тебя, касается и меня.

- Это глупо. Разумеется, ты не причем.

- Я – твоя сестра.

- И поэтому...

- Да, Норин. Поэтому когда тебе плохо, я рыдаю. – Женщина усмехается и смахивает с лица слезы. – Видишь? Вся тушь размазалась.

- Тушь, – старшая Монфор закатывает глаза, – когда ты успеваешь краситься?

- Когда ты носишься по дому или готовишь.

- Вот оно что.

- Пожалуйста, не отворачивайся от своих чувств. – Настаивает Мэри-Линетт и вновь подходит к сестре. – Мы ведь не уверены, что болезнь Джейсона связана с проклятьем. Ты и сама понимаешь, что шанс есть. Шанс, что все наладится.

- Шанс? Этого мало.

- Один случай может все изменить. Мойра – сумасшедшая. Ты ведь знаешь.

- Мэри, я не стану отворачиваться от своих чувств.

- Не станешь?

- Нет. Потому, когда мы вернемся, я попрошу Джейсона уехать.

- Что? Но...

- Я не знаю, что между нами, честно. И я не смыслю в любви. Но, если бы смыслила, то сказала, что любовь – это ответственность. Он должен уехать, потому что шанс, будто с ним ничего не случится, меня не устраивает. Я должна быть уверена. Но уверенности нет.

- Никогда нельзя быть в чем-то абсолютно уверенным.

- Хватит.

- Но нам нужна помощь. Мы все еще не вернули домой Ариадну.

Неожиданно рядом со мной пролетает ворон. Он хлопает крыльями и садится на пик фонарного столба, будто ночной сторож. Я тут же отхожу в тень, а Монфор одновременно переводят взгляды в мою сторону. Меня они не замечают.

- Пойдем домой, – шмыгая носом, отрезает Мэри-Линетт, – здесь не по себе.

Норин кивает, и они сходят с места. Я провожаю их изумрудным взглядом и думаю, как странно переживать за другого человека. Как странно перенимать его боль. Наверно, я испытывала раньше нечто подобное. Наклоняю в бок голову и хмурюсь. А, может, и нет.

***

Он стреляет. Пуля проносится рядом с моими волосами, и я удивляюсь. Я не думала, что он решится. Ведь так сложно стрелять в человека, которого любишь.

- Неожиданно, – хриплю я, по-птичьи наклонив голову. – Но ты промахнулся.

- Я верну тебя домой. – Опять эти драматические отступления.  – Я пообещал тебе!

- Чего ты так кричишь? Праведный Мэтт всегда умел держать себя в руках.

- Пожалуйста, – шепчет он. И я в удивлении замираю. Мэттью Нортон умоляет. Это нечто новенькое. – Дай нам уйти, Ари. Дай нам уйти отсюда.

Он ждет, что я отвечу. Смотрит на меня огромными, синими глазами, а мне плевать.

- Нет.

Парень горбится. Встряхивает головой, пытаясь взять себя в руки, и хрипит:

- Тогда я должен сделать это.

- Должен. Но не сделаешь... – Я упираюсь грудью в дуло пистолета. Мэтт смотрит на меня во все глаза. – Мне всегда казалось, что ты способен совершать отчаянные поступки. Но ты слабак... Как и все люди. Увы. Прости меня, Мэтт. Но сегодня я сломаю тебе жизнь.

Он недоумевает, хлопая густыми ресницами, а я представляю, как его руки движутся в сторону маленькой Эбигейл и улыбаюсь, когда мои мысли становятся реальностью.

- Нет, нет, что ты... что ты делаешь?

Он пытается со мной разговаривать. Он жалок. Хэрри мычит где-то у пристани, даже оборотень безоружен и уязвим. Они проигрывают так часто, что сражаться с ними больше неинтересно и неувлекательно. И это мои соперники? Это они должны меня остановить?

- Черт возьми, – рычит Мэттью сквозь стиснутые зубы. А я наблюдаю за тем, как пот толстыми струями скатывается по его подбородку.

Внезапно его взгляд становится другим. Наливается ни страхом, ни ужасом... В нем вспыхивает огонек безумия. Мэттью начинает стрелять в воздух, намереваясь опустошить обойму до того момента, как дуло пистолета остановится напротив головы милашки Эби.

Признаться, меня завораживает его стремление преодолеть все неприятности. Он так слепо сражается с собственными демонами, так слепо верит в победу добра над злом.

- Беги, – шепчет он, наблюдая за испуганными глазами девочки, – беги, пожалуйста.

Хорошая попытка. Я наклоняю голову, а затем слышу возглас Хэйдана:

- Не делай этого с ним! – Кажется, это недоразумение в очках обращается ко мне. Не реагирую. – Не поступай так с Мэттом, я прошу тебя.

Он просит, и что? Интересный аргумент. Я безразлично взмахиваю рукой, и мальчик падает на колени, захлопнув свой болтливый рот. Кривлю губы, наблюдая за ним, а потом вновь перевожу взгляд на Мэттью. Что-то меняется. Что-то трогает меня в его глазах. Ему плохо, парень едва стоит на ногах. Пот скатывается по вискам. Но он борется. Борется.

- Я не сдамся, – шепчет он, и я невольно подхожу ближе, – не сдамся, не сдамся.

Откуда в нем столько силы? Почему до сих пор не сломлена воля? Прежде никто так не сопротивлялся, не мог попросту. А какой-то обычный человек дает мне отпор, словно и не ощущает боли, судорог, изнеможения. Его трясет, как лист, но он стоит.