Дикая магия

— Ну что ж, делайте как знаете. Вы не станете отрицать, что вам предлагали уладить дело миром! — Он повернулся к своим людям: — Постарайтесь их не калечить, — сказал он. — Помните, что каждая из этих женщин, если она будет жива и здорова, принесет нам на рынке в Гибеоне по крайней мере триста кантари!

Как только истрийцы двинулись вперед, один из них внезапно вскрикнул и упал. Это был уроженец севера Империи, жилистый смуглый мужчина по кличке Потрошитель; он двадцать лет разделывал рыбу, которую ловили рыбаки Сэры, и отлично управлялся с длинным острым ножом. Сейчас из его живота торчал наконечник стрелы. Он извивался, как разъяренная змея, хватался за древко в боку окровавленными руками и пронзительно кричал, пока Барангет не отсек ему мечом голову.

— Рана в живот, — спокойно объяснил он слегка шокированному Бастидо. — После таких ран редко выживают, к тому же он такой крик поднял.

Писто Дал захохотал:

— А мне он просто не нравился.

Клермано, самый опытный в отряде, раздумывал, откуда прилетела стрела. Она ударила Потрошителя, стоявшего позади всех, в левый бок, и вышла через живот. Стреляли явно не со стороны дома, к тому же оттуда до него было слишком далеко.

Это заинтересовало не только Клермано. Оттер повернулась к женщине с Тюленьего утеса, но ее стрела лежала на тетиве, а Бера еще не открывала колчана. Она крикнула вниз, тем, кто находился в доме:

— Кто-нибудь из вас стрелял? Отвечайте быстро!

Послышался голос Киттен Соронсен:

— Никто здесь не стрелял; мы не знаем, кто его ранил.

Не обращая внимания на колючки, которые цеплялись за одежду, Катла Арансон спрыгнула с переплетенных аркой ветвей боярышника и бесшумно перебежала за ограду дома; лук, закинутый за плечо, бил ее по спине. Там, где ограда сворачивала под прямым углом, она остановилась и, приподнявшись, глянула на дом. Теперь она была не сбоку от врагов, а позади них, и видела, как двое оттаскивают обезглавленное тело в канаву, а остальные открывают колчаны и снимают с себя богато украшенные, но небольшие южные луки. «Не дальнобойные, — подумала Катла. — Им придется подойти поближе к дому, чтобы стрелять». Она видела, что ее мать и женщины на крыше изготовились для стрельбы и взяли чужаков на прицел, и одобрительно кивнула. Такой она мать никогда раньше не видела. Катла почувствовала, как ее наполняет гордость.

Нападающие произвели несколько пробных выстрелов, но стрелы упали, не долетев до целей. Их главарь приказал что-то, и они начали продвигаться вперед. «Давайте, — думала Катла, — еще несколько шагов…»

Когда враги прошли эти несколько шагов, Оттер Гарсен показала, на что способна, попав одному из них в горло стрелой с черным оперением.

«Одна из моих», — радостно подумала Катла, которой начинало нравиться происходящее. Она достала из колчана такую же стрелу и наложила на тетиву охотничьего лука. Потом прицелилась в крупного мужчину, черные волосы которого были собраны в хвост, а в правом ухе блестела серебряная серьга. Свистнув, стрела промелькнула в воздухе и вонзилась врагу между лопаток. Катла не стала дожидаться, пока чужаки опомнятся, и метнулась вдоль стены, стараясь пригибаться как можно ниже. На углу она снова выглянула. Над головой пролетели сразу три стрелы, и она почувствовала, как шевельнулись волосы, словно тронутые ветерком. Двое воинов отделились от основной группы и бросились к ней.

— Проклятие! — выругалась Катла и понеслась вниз с холма, но при этом ее разбирал смех. Оказавшись в роще, она взобралась на старый дуб, покрытый грубой морщинистой корой, и распласталась на толстой ветви. В таком положении стрелять из лука было очень неудобно, но они с Халли в детстве частенько играли в охоту друг на друга, и она всегда побеждала. Один из врагов вломился в подлесок, как кабан во время гона. Она сразила его стрелой в грудь. Второй появился через несколько мгновений. У Катлы не было времени, чтобы достать стрелу и как следует прицелиться. Повесив лук на руку, она достала метательный клинок из ножен, закрепленных на бедре, и замерла, выжидая удобный момент. Но этот человек оказался более осторожным, чем его товарищ. Сначала он не видел убитого, но потом заметил в траве его вытянутую руку; он резко отпрянул назад, и брошенный Катлой нож вонзился в мох там, где он только что стоял.

Чужак поднял глаза и посмотрел на дуб. Одну его щеку пересекал шрам, собиравший кожу морщинами; отметина была светло-розовой и резко контрастировала с темной, почти коричневой кожей лица. Шрам поддернул вверх один угол рта, и казалось, что мужчина непрерывно ухмыляется, выставляя напоказ два желтых, острых, как у крысы, зуба. Катла мгновение рассматривала эту отвратительную физиономию, а потом осознала, что враг смотрит прямо на нее сквозь бурые, увядшие листья. Другой угол рта тоже пополз вверх — чужак хищно улыбался.

— Попалась! — прохрипел он на Древнем языке.

Это было последнее слово, которое произнес в своей жизни Писто Дал. Второй нож Катлы, прекрасно сбалансированный метательный снаряд с рукоятью, отделанной сардониксами, и с вытесненным узором на клинке, с хрустом вошел в то место на лице наемника, где до этого был нос. Катла видела, как он свел глаза к его рукояти, словно хотел рассмотреть, что за нарост появился у него. Потом ноги его подогнулись, он рухнул на колени и умер в позе почитателя Фаллы.

— Нет, — сказала Катла негромко, спрыгнув с дуба. — Это ты попался.

К тому времени, когда она, очистив ножи, вернулась к вершине холма, положение дел ухудшилось. Враги сумели подобраться к дому так близко, что теперь стрельба из окон не имела смысла. Только двое из нападавших лежали мертвыми на земле, хотя двор был утыкан стрелами с гусиным оперением, среди которых валялись, как бесполезные палки, брошенные из дома копья. Еще двое разбойников прихрамывали, ноги у них были перевязаны окровавленными тряпками — у одного голень, у другого бедро. Несколько мужчин вскарабкались по углу дома и забрались на крышу. Беры и Оттер не было видно, а третья женщина лежала наверху, пронзенная двумя толстыми стрелами. Чужаки принялись терзать дерн клинками, проделывая в нем большие дыры.

А внутри Бера Рольфсен столкнулась с угрозой мятежа.

— Отдай им его! — требовала Тиан Йенсен. — Он не наш. Нам нет дела, что с ним станет.

Сам Мортен Дансон был бледен, руки его тряслись.

— Отпустите меня, — произнес он. — Они хотят, чтобы я строил для них корабли, и не посмеют убить меня.

— Мы этого не сделаем, — твердо ответила Бера. — Даже если это спасет нам жизнь. Ты построишь им флот, на котором они нападут на Эйру, и погибнет множество людей.

Мастер повесил голову. Он не знал, что сказать. Он не хотел оказаться в руках этих злобных чужеземцев — это он знал наверняка, но он также не желал быть причиной гибели женщин. Кроме того, если пришельцы будут атаковать дом, он и сам мог погибнуть по чистой случайности.

— Он может построить для них плохие корабли, — предложила Форна Стенсен. — Они поплывут и утонут в океане, и их проклятые команды пойдут на дно; Сур построит из их костей стены для своего нового дворца.

Мортен Дансон энергично закивал:

— Да-да, это я могу!

Бера горько рассмеялась.

— Если ты думаешь, что они оставят нас в покое, заполучив тебя, значит, ты глупее, чем я думала, мастер-корабел. Захватив тебя, они придут за нами. Они мечтают получить награду, обещанную за тебя лордом Форента, но это не те люди, которых можно удовлетворить лишь деньгами. — Она повернулась к женщинам и обвела их суровым взглядом. — Посмотрите на этих чужаков. Это шайка наемных головорезов, готовых за несколько кантари продать своих матерей, сестер и любовниц. Все вы знаете, что рассказывают о людях из Южной Империи, об их неуемном корыстолюбии. Они презирают женщин и используют их только для того, чтобы получить удовольствие. Вы видели, что они сделали с несчастной Маглой Фелинсен… — При этих словах Оттер Гарсен застонала, заломив руки. — Вы видели, как они поступили с одним из своих, когда он получил стрелу в живот. Это не благородные воины, соблюдающие кодекс чести; они убивают, если хотят взять что-то, и не задумываются ни на миг, кто перед ними. Подумайте над тем, что я сказала. Сейчас они прикидывают, сколько выручат за нас, когда продадут на невольничьем рынке!