Страждущий веры (СИ)

Однажды дева пропала. Шесть лун миновало, а от неё ни весточки. Затосковал Тэнгри и вернулся к себе во дворец. Ждал её, но искать не отваживался, помнил, как вышло с Птицей. Ещё одна луна истончилась, умерла и возродилась тонкорогим месяцем. Мрачным вечером сидел Тэнгри в зале с хрустальным куполом и пересчитывал стада звёздных овец на небосводе, когда в распахнутую дверь влетели голуби. «О, всеблагой Властитель небес, послала нас к тебе Белая Птица. Схватил её Чёрный Коршун-лиходей и унёс к себе в гнездо. Хочет он забрать вашего птенца и взрастить в нём ненависть тебе на погибель». Не понял слов голубей Тэнгри, но гордячку Птицу не бросил.

Отыскал он гнездо злодея на подпиравшей небо скале и схватился с ним. Выдрал ему все перья и сломал стальной клюв. Рухнул Коршун в ущелье и уже никогда не поднимался к небу. Взлетел Тэнгри в гнездо, чтобы освободить Птицу, но увидел там пропавшую деву на сносях. Припомнил Тэнгри слова голубей и всё понял. Задурила голову чарами Белая Птица, сменив праздничный облик на будничный, да и спутала куда сильней, чем серебряным силком. Подхватил Тэнгри Птицу и унёс к себе во дворец.

Родила она мальчика, статного и сильного, как сам Небесный Повелитель. Взял его Тэнгри на руки и говорит: «За что, жестокая, ты мучаешь меня? Я складывал мир к твоим ногам, я целовал твердь, по которой ты ступала, а ты играла со мной, приманивала и бросала, мечтая о свободном полёте. Разве не видишь ты, что едва не разбилась, летая одна? Я не хочу тебя неволить, но предлагаю защиту и этот дом, чтобы ни один коршун не смог обидеть тебя или этого ребёнка». Смилостивилась над ним Птица: «Все любили славу о моей красоте, а не меня саму, потому я испытывала их в образе невзрачной девы. Только ты смог её полюбить, и отныне я буду с тобой, пока ты не попросишь меня уйти». «Тогда ты останешься со мной навсегда!» Они поженились и вместе шли рука об руку сквозь радости и горести до самого конца.

Я заворожено выдохнула и улыбнулась. Красиво! Душевно. О такой любви я мечтала, взаимной, полной нежности и заботы. Знаю, многим такая история покажется чересчур слащавой, Микаш точно посмеётся. Сейчас в почёте герои вроде лорда Гарольда из баллад знаменитого авалорского барда Бэйрона. Метущиеся, отверженные, полные цинизма и презрения к людям, они играючи сводили с ума красоток и губили их. Никогда не понимала, что в таких героях находят мои сверстницы. Мужчина должен быть благородным и сильным, выше обид и мелких дрязг, а любовь чистой и счастливой, на всю жизнь. Иначе это не любовь, а как у Вея с простолюдинками — пустая страсть.

— Хорошая история, правильная, — зашевелился Микаш. Только бы не опошлил! — Нельзя бросать женщин в беде, какими бы глупыми они ни были.

О, боги, умеет же всё испортить!

— Я спою об этом, а вы станцуете, — Хорхор усмирил нас умиротворённой улыбкой. — Ты будешь Небесным Повелителем, а она — Птицей, — Микаш скорчил кислую рожу. — Если вы, конечно, хотите спасти своих друзей.

Я первая накинула на себя тяжёлую белую шкуру. Ради брата можно и потерпеть — он ведь столько унижений из-за меня пережил. Что по сравнению с ними оттоптанные ноги?

Маска впилась в лицо, хорошо хоть из дерева — оно тёплое. Смотреть через узкие прорези было непривычно, как будто в замочную скважину подглядываешь. Микаш с недоверием теребил чёрную шкуру. Не дождавшись его, я вышла на свободное пространство.

— Разве не самое красивое создание в мире? — усмехнулся Хорхор.

Микаш хмыкнул, аккуратно натягивая шкуру, чтобы не разорвать мои швы. В чёрной маске он выглядел зловеще, как мой суженый из сна. Смешно, ведь мы друг другу даже не нравимся.

Микаш замер возле меня, как во время поединков:

— Никогда не чувствовал себя так нелепо.

Я обошла вокруг него, придумывая движения. Как можно рассказать историю танцем? Жестами рук, изгибом туловища, скрестными шагами, па из бальных танцев? Я ещё помню их, удивительно! Учителя меня не хвалили, даже когда я из кожи вон лезла, чтобы всё сделать правильно. Вставали перед глазами залихватские танцы простолюдинов во время Самайна. Я бы смогла повторить и их. Только хотелось выдумать своё. Смогу ли? Или распугаю всех духов и упаду?

Хорхор тоже надел маску, жёлтую, некрашеную, из морёной ели, обклеенную по краю сеном. В руки взлетели колотушка и бубен. За первым ударом полилась песня на непонятном языке, похожая на вчерашнюю, но более мягкая и плавная. Подхватила и закружила в такт.

Я порхала, словно птица, наслаждаясь свободным полётом. Изгибалась, взмахивая руками, как крыльями. Будто не было на мне тяжёлых одежд, даже ноги не оскальзывались на ледяном полу. Я качала бёдрами, встряхивала плечами. Натягивались сухожилия, сжимались мышцы. Пятка — носок — шажки на цыпочках. Прыжок и приземление на одну ногу. Поворот, подскок и неистовое кружение. Дома мой танец сочли бы бесстыдно откровенным. Хотя… я же и так порченная, так что к демонам скромность! Теперь я буду делать, что и как хочу!

Микаш замер неподвижной скалой. Ну же! Если есть хотя бы маленький шанс помочь нашему отряду, мы должны это сделать. Я взяла Микаша за руку и увлекла за собой, опёрлась поясницей о его локоть и прогнулась, пытаясь достать до ног волосами. Хорхор замолчал и опустил бубен. Моя спина затекала от неудобной позы, но Микаш удерживал крепко, даже дышать перестал. Снова ударил бубен, звякнула колотушка. Ещё. И быстрей. Микаш помог мне распрямиться и притянул к себе. Глаза в прорезях маски полыхали, обдавая нестерпимым жаром.

Я вырывалась, но он не пустил: закружил меня вокруг себя, поднял над головой. Я оттолкнулась от его плеч и едва не упала. Микаш подхватил у самого пола и снова закружил. Я пятилась, но он настигал и утягивал в свою пляску. Она пугала меня! Голос Хорхора следовал за нашими движениями, то вздымаясь, то падая, бубен задавал ритм.

От бессилия я рухнула на колени. Это конец! Закрыла лицо ладонями. Звуки стихли. Я выглянула из-под растопыренных пальцев. Микаш протягивал мне руку. Я приняла её, он помог мне подняться, поклонился и ушёл.

Хорхор встряхнул бубен. Микаш развернулся прыжком и выхватил меч. Взмах, второй, свист рассекаемого клинком воздуха. Микаш был великолепен во время тренировок, но сейчас, борясь с невидимыми противниками, он превосходил себя. Стремительный стальной шквал, неукротимость стихии, огненное дыхание всепоглощающей ярости. Клинок жил вместе с ним, был его продолжением, посылал волны, рубил непредсказуемыми выпадами и взлетал на защиту. Ноги мягко переступали, пружинили хищническими прыжками.

Ритм замедлился. Микаш замер, спрятал меч в ножны и уселся на полу. Я опустилась подле него и провела ладонями по натруженным плечам, вниз вдоль рук, переплела свои пальцы с его в тугой замок. Не разрубить. Отошла на шаг — Микаш отпустил. Я поманила его за собой. Мы снова танцевали вместе, только я не убегала, а он не наступал. Уверенно вёл и слушал, чтобы я не сопротивлялась. Я прижималась к нему тесно, доверчиво, трепетно, купаясь в потоках клокочущей страсти.

Я уже была не я. Кто-то овладел моим телом настолько незаметно, что я поняла это, только когда утратила контроль. Оставалось лишь наблюдать со стороны. Никогда не думала, что моё тело может двигаться настолько плавно и грациозно, столько дерзости в каждом изгибе, брошенном из-под маски взгляде, повороте головы. Микаш подкидывал меня в воздух, словно пушинку, я отталкивалась от его плеч, и он ловил меня в крепкие объятия.

Мы расходились. Бубен стихал, звучал лишь мерный голос Хорхора. Изображал неистовую битву, тоскливое мерцанье огоньков в ночном небе, тревожный щебет птиц. Микаш оживился и продолжил пляску с клинком. Ни один щёголь, изучивший все бальные танцы, не сравнился бы с ним в сокрушительной мощи. Микаш замер предо мной, оглядывая удивлённо и грозно. Моля о пощаде, я потянулась к нему. Всей душой надеялась, что он не оттолкнёт и поймёт. Он подхватил на руки и закружил по комнате долго-долго, пока голова не захмелела. Отпустил, отвернулся, но я не позволила ему уйти. Мы завершили танец вместе. Несколько стремительных поворотов, я снова прогнулась, опершись на его твёрдую руку.