Это не наша война

      Хотелось бы конечно, чтобы чудесная амазонка Оливия чуть-чуть помогала ему ножками, но даже в случае отказа в подобной малости Листочек был полон решимости заменить узел с менее ценным грузом на похожий, но продолговатой формы и абсолютно бесценный.

      Как там она, его нимфа? - с улыбкой подумал он, завершая последний осмотр покоев на предмет важности оставляемых вещей... и увидел, словно бы собирая окружающее... Всю эту расстановку мебели, предметов, цветовую гамму, углы и овалы, тени падающего света, рисунок окна, собранную гармошкой портьеру, небрежно повисшую хвостом на стуле, бордовое покрывало, сохранившееся на дальнем углу кровати без единой морщинки, столик с прихотливо расставленным вином, полки с небольшим количеством выглядывающих корешков книг, заметные следы женского присутствия в виде вещей и запахов - всего того, что сохранило невозмутимость, несмотря на вешнее нашествие и воздействие, и удержало крупицу хозяйки после пролитой крови и беспардонно натоптавшей тут смерти - всё это вылилось в некий портрет, от осознания возможности видеть который по спине Листочка пробежал озноб удовлетворения. Вот она какая, его амазонка. Пусть это и звучало немного собственнически, но, дракон побери, никто кроме него в этом огромном бесконечном дворце не пришёл ей на помощь, поэтому он с полным основанием имеет право требовать толику её благодарного и милостивого внимания!

      А потом неожиданно пришла другая, не совсем последовательная мысль: насколько человеческие женщины непредсказуемы и нелогичны. Допустим, взять тех же эльфиек (чистокровных имеется в виду), действия которых подчиняются сонму законов, прав - обязанностей, норм морали, канонов и правил поведения...

      Из прихожей вдруг раздался режущий ухо, пронзительный, какой-то воинственно-агрессивный женский крик, хлопок с последующим стуком осыпающегося стекла и мужской рык раненого медведя, стремительно переходящий в писк обиженного и жалобно взывающего медвежонка. Будь на его месте обычный горожанин, он бы несомненно рванул в противоположную сторону - столь ошеломительную реакцию произвёл так называемый шум на нижнюю часть организма (ослабление в коленях - если ещё кто-то не догадался!)

      Удивляться открывшейся картине конечно же стоило, но потом, и хладнокровие, которое эльф подкопил совсем недавно, созерцая и пребывая в раздумьях, не подвело его: он ухватил девушку за плечи и резко потянул на себя. Невысокая и худенькая, в этот раз она оказалась на несколько порядков тяжелее. И только неимоверным усилием оттянув её за локоть в сторону от открытых дверей, в которых маячили совсем недружелюбные, можно сказать смертоубийственно настроенные судя по оскаленным выражениям на лицах и глазам, мечущим молнии, лицам, он увидел, что одновременно с Оливией вглубь прихожей втянул и довольно крупного мужчину, стоявшего на коленях, в волосы и лицо которого впилась его подопечная... из-под пальцев обильно текла кровь, будто... будто руками она размяла анфасную часть головы, словно помидор...

      От этого эльфу стало как-то не по себе - за свою, без излишней скромности, насыщенную и яркую жизнь, он не помнил, чтоб кто-то вот так, без специальных приспособлений, голыми пальцами, плавными, будто взбивающими тесто движениями, разбирал голову разумного.

      Но, опять же, всё, не относящееся к непосредственной опасности, потом. Ибо у него зашевелились волосы от предчувствия близкого магического воздействия - всё вокруг внезапно наэлектризовалось. И молнии в глазах, как выяснилось, оказались не фигурой речи, а неприятной и очень горячей действительностью.

      Пожилой мужчина с всклокоченными седыми волосами и воинственно топорщившейся бородкой вытянул в их сторону руки. Листочек, подчиняясь интуиции, хлопнулся на пол, одновременно сбивая с ног Оливию. Девушка приземлилась прямо на него, больно въехав острым локотком в живот, он тут же перекатился на неё, не взирая на отчаянное сопротивление.

      Жар нарастал, где-то потрескивала ткань, уступая неумолимому огню, на спину будто сыпанули углей из костра. Перед глазами мелькнул какой-то безумный, панический взгляд девушки в никуда, губы двигались в непонятном алгоритме, но расслышать не было никакой возможности - наваливавшийся на уши шум то ли скакнувшего давления, то ли находящегося на грани возгорания пространства не давали для этого ни единого шанса. И опять подчиняясь некоему импульсу, благо всё было рядом, не сказать, что под рукой, скорее - под губами, он склонился к ней с осторожным, каким-то несмелым поцелуем...

      Тело под ним утеряло напряжение, как будто сняли тетиву и свернули до следующего раза - девушка расслабилась и успокоилась, во всяком случае, дыхание её, которое он ощущал на своей щеке, стало более размеренным и умиротворённым. Но вот жар, который был до этого практически невыносим, казалось, продолжал нарастать, а само по себе ощущение брикета торфа в печи очень неприятно, к тому же, немаловажна боязнь того, что вот-вот всё полыхнёт вокруг.

      Листочек протянул руку к бедру, о которое что-то или кто-то бился, и наткнулся... на разбитую физиономию страдальца, побывавшего в руках Оливии. Нащупал воротник куртки, обжигаясь о металлические вставки, благо на руках были предусмотрительно надеты перчатки, неимоверным усилием потянул на себя дёргающееся тело. Не совсем здраво, но в принципе подумав об этом, Листочек решил использовать этого неудачника в качестве дополнительной защиты на пути двигающегося к ним огня. Он подтянул его и даже чуть приподнял, заставляя стать на колени это хрипящее, кашляющее существо, таким образом увеличивая "тень" от жара, когда несчастный всё-таки вспыхнул...

      Красиво расходящиеся в стороны, пульсирующие щупальца огня, будто крылья или какой-то световой плащ, тёмная искажённая маска лица... Листочек обоими ногами оттолкнул пышущее жаром тело, и несколько ударов сердца, пронзённый болью существа, отупело наблюдал, как у живого факела появились ноги, и он, спотыкаясь, слава дракону, исчез в дверях.

      С ушей слезла вата, но облегчения это всё равно не принесло, потому что слух заполнил крик боли, затем горестный возглас и полный ярости рык. Прихожая, заполненная дымом, от которого выворачивало наизнанку, превратилась в мышеловку.

      Эльф наконец-то очнулся, так как в дверь норовили проникнуть ещё какие-то вооружённые и, судя по рёву, абсолютно невменяемые. Листочек, будто на тренировке, чуть облокотился и отработал бросок левой рукой. Правая из-за неудобства положения, никак не могла дотянуться до меча, а успеть сейчас собрать лук - об этом не могло быть и речи, поэтому, крутнувшись в другую сторону, он по свисту и звяканью ощутил, что чудом избежал встречи с кровожадным железом, практически наугад бросил ещё один нож и последний, третий, оставил наготове.

      Что-то рядом тяжело грохнулось, по звуку вроде соприкоснувшись с предметом мебели - то ли тумбой, то ли креслом. Наконец-то привстал, прислушиваясь - сейчас он слуху больше доверял, нежели глазам, зачерпнувшим дыма, отправил в полёт на громкий голос последний нож и на ощупь стал разматывать тетиву. Он ещё повоюет - дали б время собрать лук. Но, дракон его побери, как же не хочется подыхать в этих вонючих, тесных помещениях с последующим (он был уверен в этом) надругательствами над его бездыханным телом!

      Когда стрела легла на место, он немного облегчённо вздохнул и подвинулся в сторону, пока не упёрся спиной в стену, так и замер, прислушиваясь к окружающему и вяло размышляя о последующих действиях, ибо вспомнилась фраза Худука: "Как уже мне надоел этот Агробар!" Рассудок твердил: надо уходить, а пятая точка, самый главный измерительный прибор неприятностей по методе тёмных, на которой он сейчас не совсем удобно расположился, так и вообще вопила: "Вставай и сваливай. У тебя это благодаря эльфийским штучкам непременно получится!" Но... но он не мог бросить Оливию... А её, кстати, вообще не было слышно. А от дверей, вне видимости взгляда доносились горестные стенания, словно кто-то плачет по убиенному родному человеку. Так ли это, проверить у эльфа не было пока сил. Ещё пару ударов сердца, и он встанет, и очень многим после этого уже не повезёт.