Ремесло Теней: Игла Дживана (СИ)

— Я… я не понимаю…

— Я сама не знаю, как во мне оказалась эта живая дрянь. Возможно, во время экспериментов по выведению сыворотки… Так или иначе, именно минн не дал мне умереть после того, как Батул ударил меня в спину волной махдийских стрелок… — в этом месте Аверре негромко всхлипнул, но на него никто не обратил внимания. — Я пролежала без сознания на дне леса несколько бессчетных дней, и ни один хищник не попытался за это время ко мне прикоснуться. Пока я находилась в этом состоянии, с моим организмом произошли необратимые изменения, поверить в которые я, придя в себя, поначалу не могла. Думаю, все закончилось бы гораздо проще, не сумей я подчинить безостановочно разраставшийся во мне минн своей воле и таким образом купировать его. Но лучше бы я умерла.

— Нет, — нервно выдохнул я и, не соображая больше ничего, бросился к ней и обнял. — Мама!

Слезы брызнули из моих глаз фонтаном, стоило только ее рукам сомкнуться у меня на спине. Во мне, точно плотину прорвало и вся омертвелая ткань, закрывшая собой глубокую рану в душе, наконец, дала трещину. Тоска по материнской любви, застаревшая боль ранней потери и ощущение вечного и темного одиночества хлынули волной наружу. И ни холод ее тела, ни прелый запах минна, ни даже чужеродная возня под шалями не могли оттолкнуть меня от того, что осталось от моей матери.

Я не возьмусь сказать, сколько времени мы простояли так, обнявшись: может с минуту, а может быть и целый час. А мама все это время продолжала тихо баюкать меня в своих объятьях, шепча слова утешения.

— Сет, я так виновата, — говорила она в то же время, — так виновата перед тобой…

А я качал головой, уверяя, что это не так.

— Прости меня за то, что выбрала его, когда должна была остаться с тобой. Прости, что не дала тебе всего, что должен получить любой ребенок от матери. И за Бавкиду прости тоже. Но, самое главное, я очень прошу тебя простить меня за то, что по моей вине ты стал таким… Ведь я знала… знала, что ты не был, как другие дети. Я знала о той особой связи, что присутствовала между нами с самого твоего рождения, и боялась ее. Я думала, мой уход разорвет ее, но даже не предполагала, что это настолько травмирует твою душу…

Я чуть отстранился и, заглянув ей в глаза, шепнул:

— Перестань себя винить, ведь ты ни в чем не виновата. Я никогда не умел обвинять кого-то в том, что со мной происходило и теперь не собираюсь этого делать. Я понимаю, о чем ты говоришь, но тут вина только одного человека — моя. Когда ты улетела, я был слишком мал, чтобы понимать что-либо, но став взрослым, сам сделал себя таким, каким ты меня теперь видишь. Потому что так было удобно, потому что мне так было легче.

— Но если бы я не…

— Никто не знает, что было бы тогда, — оборвал я маму прежде, чем она успела взвалить на себя еще больше ответственности. — Возможно, сильная привязанность к тебе только все усложнила бы, так что, может быть, оно даже и к лучшему, что ты ее разорвала. Зато вот кого следовало бы обвинять в том, что ты не вернулась обратно, — я перевел полный ненависти взгляд на наставника, — вот, кто действительно виноват во всем, что с нами произошло!

Слезы Аверре давно уже высохли и он, успев подняться на ноги, с жадностью вслушивался в наш диалог. Он уже целиком держал себя в руках, встретив мое обвинение в своей надменной аристократической манере.

— Все было бы намного проще, не окажись ваше общее упрямство столь непрошибаемым, — сказал он.

— А ты не считаешь, что эти же слова можно с легкостью отнести и к тебе? — спросила мама.

Аверре ненадолго задумался.

— Пожалуй, что так, — объявил он спустя мгновение. — Но как, скажи мне, должен я поступать, когда точно знаю, что моя судьба связана с этой Иглой? Ты, Сол, лучше, чем кто-либо понимаешь, сколь много в своей жизни я отдал за то, чтобы, наконец, найти ее. Что стоило тебе перестать противиться и сделать так, как я просил? Зачем тебе было непременно вмешиваться в мои планы, когда я для того и хранил все это в тайне, лишь бы не навредить тебе?

— Если ты этого до сих пор не понимаешь, тогда я не вижу смысла объяснять что-либо вообще, — с презрением бросила она. — Ты живешь одной лишь мыслью о непостижимом могуществе, да только не о благе лейров думаешь, а о своем! Ты и до этого знал много лейров, чьи амбиции, и без Иглы, стали причиной ужасных событий. Ты не ведаешь, какие цели преследовали те, кто ее создал, но если даже они упрятали творение рук своих так глубоко, то не нам им пользоваться! А если уж и решаться на поиски, то только по одной причине — чтобы навсегда уничтожить Иглу.

Мы все еще стояли втроем друг напротив друга, совершенно забыв о тех, кто в эту минуту также присутствовал на прогалине. Ни на Занди, ни на Эйтн, которую он неизвестно почему не пожелал оставить в более безопасном Мероэ, я не оборачивался, только улавливал легкие эманации силы, веявшие на нас со стороны пещеры. Я и мама смотрели в лицо Аверре, следя за тем, как меняется выражение вины за все причиненное им зло на совершенно невыразительную мину.

— Значит, только поэтому ты сейчас здесь? — с некоторой долей грусти спросил он ее и, не дожидаясь ответа, перевел взгляд на Эйтн: — И ты, стало быть, теперь с нею согласна, не так ли, дорогая?

Я обернулся, только теперь увидев оружие и в опущенных руках леди Аверре.

— Ты, как и я сама, доказал, что не достоин обладать настолько мощной вещью, дядя, — холодно проговорила она. — Потакая своим желаниям, ты разрушаешь все, к чему прикасаешься. А что будет, если к тебе попадет Игла? Уж пусть лучше ее уничтожат — с этим я как-нибудь смирюсь.

— Что ж, — начал Аверре, с трудом, как мне показалось, сдерживая хитрую улыбку, — из вас вышла недурная команда, хоть и неожиданная. И, все-таки, я до сих пор задаюсь вопросом: с чего вы взяли, будто я позволю вам вот так запросто себя остановить?

Вдруг, без предупреждения или знака с его стороны, джунгли вокруг нас наполнились странным шумом и пришли в движение. Подняв голову, я увидел, как по ветвям и стволам, из-за кустов и травы к прогалине стали стекаться аборигены. Подобно колонии кислотных муравьев, они ползли по отвесным участкам паатов, свешиваясь вниз головой, не отрывая при этом от нас своих светящихся мертвенным светом глаз.

— Просветите же меня, — насмешливо проговорил мастер, — что вы будете делать с ними? Их разум свободен, но воля, благодаря действию твоей же сыворотки, Сол, подчинена мне. Одно мое слово и вас мгновенно уничтожат. Пожалуй, даже быстрее, чем вы это осознаете. На что вообще вы надеялись?

Пока он говорил, кольцо махди вокруг нас становилось плотнее. Занди и его стражи, не раздумывая, заняли оборонительные позиции, готовые стрелять при малейшем признаке опасности; Эйтн также приготовилась отбиваться. Только я и мама продолжали стоять, словно это нас не касалось. И если у нее имелся хоть какой-то шанс в этой неравной схватке, благодаря своей нынешней природе, то лично я просто не представлял, чем могу ответить на угрозу, ведь без сыворотки против аборигенов мои силы оставались бесполезны. Дал бы кто хоть бластер что ли…

— Что ж вы все молчите? — Шок совсем отпустил Аверре, и он пришел в себя настолько, что явно начал получать удовольствие от происходящего. — Ну, Сол, не смотри так, а то мне, право, становится не по себе. А ты, Сети, уже не рвешься умертвить меня каким-нибудь изощренным способом? Куда ж подевался весь ваш боевой запал, а?

Махди подошли почти вплотную. В полумраке джунглей со своими фосфоресцирующими глазами они походили на оживших мертвецов, порабощенных темными силами. Отсутствие даже намека на какие бы то ни было эмоции на их лицах делало общее впечатление еще более пугающим. Аверре веселился, а мы ждали неизвестно чего. Мои ладони вспотели. В тот протяженный миг я вдруг понял, что, несмотря на переполняющий сердце и разум страх, готов биться до последнего, чем бы это все ни закончилось.

Абсолютная тишина обволакивала лощину. Я перевел взгляд на маму, ожидая сигнала. И тут она, без всякого предупреждения произведя молниеносный выпад, создала вокруг нас туманный вихрь, который, распространяясь во все стороны подобно урагану, разметал аборигенов, словно те были игрушечными солдатиками.